— У него обязательно все люди похожи на Чудикова, бухгалтера, — объяснял Гринька ребятам, глядя на плакат. — На любом плакате — «Убирайте спички от детей!» или «Соблюдайте правила уличного движения!» — всё равно Чудиков. С Чудикова-то дядя Кеша по-настоящему только один раз рисовал, а потом просто никак отвязаться не мог. Старается, старается — всё равно выходит Чудиков. Его весь город знал. «Вы, Чудиков, снова под трамвай попали?», «Вы, Чудиков, опять пожар устроили?» Он — к дяде Кеше, чуть не плачет: «Что вы со мной делаете?» А дядя Кеша ему говорит: «Искусство требует жертв!»
— Подумаешь, — сказала Люська. — Я его тоже знаю.
— Кого?
— Дядю Кешу этого. И Серёга знает. Он художником в клубе работает. Его все ребята знают.
— Он же на трассе должен быть, — сказал Гринька растерянно. — На ЛЭП!
— Ни на какой он не на трассе. В палатках живёт.
— Непонятно, — сказал в недоумении Гринька.
Тогда-то он и решил, что надо обязательно повидаться с дядей Кешей.
4
Палаточный городок жил своей обычной жизнью. Палатки тусклыми квадратными окошечками глядели на раскисшую дорогу. Топились уличные печки, на верёвках сушилось бельё.
У палатки стоял дядя Кеша и жевал пирожок. Он глядел на Гриньку сквозь толстые очки, щурился, от его глаз бежали смешные морщинки.
— Это ты? — сказал он. — С Луны, что ли?
Дядя Кеша подошёл, обтирая ладонь о штаны.
Обтёр и подал её Гриньке. Карат зарычал, осел на задние лапы. Дядя Кеша засмеялся:
— Всё, как раньше. Не любит меня собачье племя.
Верно, все собаки в Ангодинске недолюбливали дядю Кешу. Карат при случайных встречах непременно скалил на него клыки. То ли псу был не по душе запах краски, то ли ему не нравились рисунки дяди Кеши. Кто его разберёт.
— Посидим, — предложил дядя Кеша. Они зашли за палатку, уселись на обрезок бруса. — Ну, рассказывай, откуда взялся? Каким ветром занесло?
— Приехал вот к ним пожить, — соврал Гринька, кивнув на Люську с Серёгой, стоявших в стороне.
— Ведь ещё не каникулы вроде, — сказал дядя Кеша. — Или бабка захворала, отослала тебя?
— Ага, — ухватился Гринька за подсказку.
— Пожилой человек, что поделаешь. Я вот и помоложе, да тоже прихватывает. — Дядя Кеша покряхтел, потирая спину. — Видишь, от отца твоего отстал. Они молодые, им на ЛЭП надо, а мне куда! Мне мой возраст уже не позволяет. Вот приткнулся к здешнему клубу. Не клуб, конечно, — гараж. Продукцию видал? — спросил он самодовольно.
— Видал.
— Узнал, поди?
— Чудикова-то?
Они оба захохотали.
— Я и афишки для кино рисую и, понимаешь, не могу от него, проклятущего, отвязаться! Он у меня и Дружников, и Жаров, и Людмила Целиковская. Зря сюда не приедет. Я его на весь Светлогорск прославил!
— С него Ангодинска хватит, — заметил Гринька.
— И то верно. — Дядя Кеша перестал смеяться и вздохнул. — А ребятам на трассе туго сейчас. Как таять начнёт — до июля не просохнет, уж такой участочек выбрал себе твой батя, Андрей Петрович. Если продуктов вовремя не завезут — уж это у нас бывает, — опять будут вертолётом сбрасывать, как осенью. Хватанут горя с этим ЛЭПом, будь он неладен. — Он достал из кармана масленый пирожок и, вздыхая, задумчиво съел.
Говорил дядя Кеша с Гринькой уважительно, как со взрослым, — такой уж он был деликатный человек. Поговорили ещё немного, потом он встал и крепко пожал Гриньке руку.
— Мне на службу пора. А ты с ребятами приходи ко мне. Я тут детплощадку организовал. В самодеятельном порядке, так сказать, при клубе.
— Мы знаем! — подала голос Люська.
— Во-во… А я им краски не жалею, где там подгрунтовать или на декорацию положить в один тон. Глядишь, и польза от вашего брата. Готовлю смену. — Дядя Кеша засмеялся, показав крепкие желтоватые зубы. — Многие ходят, интересуются.
Гринька пообещал обязательно прийти, но обещания так и не выполнил — набежали другие дела.
5
Не успели ребята спрятаться за торосом, как над ледяным полем Туроки раскатился взрыв. Где-то рядом упал и разбился вдребезги осколок льда. Гринька было приподнялся, но Серёга с силой дёрнул его за рукав:
— Отбоя не было, лежи.
Только после сирены люди потянулись к майне.
Турока в этом месте была не шире, чем в Бадарме. Два утёса — Крест и Борсей — стояли тесными воротами, мохнатые от тайги, которая ерошилась на их вершинах. Будто два доисторических чудовища вошли в реку с разных берегов, чтобы хорошенько подраться, но не дошли: на полпути окаменели навечно. А на льду между ними стоял целый посёлок. Щитовой домишко — контора стройуправления, палатки, тепляки. Но больше всего было домов, в которых не то что жить или просто греться — войти даже нельзя. Не было у этих домов ни окон, ни дверей. Не было и крыши. Только четыре стены, и ничего больше. Но сами дома были новёхонькие, срубленные из жёлтой брусчатки, высокие — этажа в два. Стояли они цепочкой, очень близко один к другому. Некоторые из них были ещё недостроены — над ними трудились плотники. Плотникам помогал автокран — подавал брусы. Визжали пилы-ножовки, непрерывно стучали молотки и топоры. Видно, спешная была работа.
Гринька и Серёга торопились к месту взрыва. Это было рядом — за цепочкой безоконных домов. Вот и майна — огромная прорубь, из которой выпучивалась вода. Небольшой экскаватор на краю проруби вычерпывал из неё осколки льда, раздробленного взрывом. Вместо ковша у экскаватора была железная сетка, которой он подбирал льдинки, а вода выливалась назад, как из сита.
— Порядок! — закричал экскаваторщик, высовываясь из кабины.
Человек в чёрной меховой куртке оглядел майну.
— Теперь порядок. — И махнул рукой: — Давайте!
Ближайший к майне дом качнулся и медленно пополз по льду. Гринька растерянно затоптался на месте.
— А ну, мальцы, — крикнул человек в чёрной куртке, — проваливайте!
Дом полз всё быстрее: его толкали два бульдозера. Толкали прямо к майне. Гринька думал, что они хоть на краю остановятся. Ничего подобного: стена дома уже надвинулась на прорубь, нависла над ней, а бульдозеры всё тарахтели, упёршись лбами. И дом рухнул в воду! Он заполнил почти всю майну. Сперва стоял в ней криво, но постепенно выровнялся.
— Сел на дно, — сказал человек в чёрной куртке.
— Прораб Лосев, — шепнул Серёга.
— Порядок! — крикнул экскаваторщик и попятил машину.
Верхняя часть бывшего дома теперь возвышалась надо льдом совсем чуть-чуть: так глубока была в этом месте Турока. Подошёл самосвал, развернулся и опрокинул в дом груду крупного камня. Подошёл второй, третий. Через несколько минут с домом было покончено: его внутренность была набита камнями доверху. Дом без окон, без дверей стал ряжем — для этого он и был построен. И все остальные срубы, которые стояли на льду, тоже были ряжи. Все они станут на дно, и даже Туроке будет не под силу сдвинуть с места эти набитые камнем коробки.
Застрекотали перфораторные молотки. Бурильщики, окутанные белой ледовой пылью, пробивали во льду дырки. Гринька с беспокойством глядел на экскаваторы и краны, ворочавшие железными шеями, на бульдозеры, которые кочевали по льду, расчищая старые дороги и проделывая в разных направлениях новые. На льду дружно дымил печными трубами целый посёлок. Здесь было много людей; столько их Гринька до сих пор видывал лишь в Ангорске на станции, да и то в редкий день. И всё это на речном льду!