Это был опасный момент для всей Европы[125]. Что бы ни случилось: еще один военный переворот или советское вторжение, или даже передача власти «Солидарности» — сторонники жесткой политики обвинили бы во всем Горбачева и его реформы. Если бы Москва высказала мнение, что Польша слишком отклонилась от правильного пути, то время пошло бы вспять. Риску подверглись бы и перестройка, и отношения между Востоком и Западом. 29 сентября я отвез Онышкевича на Даунинг-стрит, где он поделился с заместителем премьер-министра Чарльзом Пауэллом своими надеждами на приезд Тэтчер, который объединил бы все движения ради прогресса, как экономического, так и политического. В течение месяца я несколько раз говорил с Пауэллом о предстоящем визите Тэтчер. 19 октября я написал ей лично и попросил, чтобы она сказала Ярузельскому и другим: если «Солидарность» выйдет на политическую арену, то Великобритания, да и весь остальной Запад будут видеть больше смысла в отсрочке выплат по существующим долгам, предложении новых кредитов и организации совместных предприятий.
В это время Раковский пошел на радикальные меры. Он закрыл колыбель «Солидарности» — судостроительный завод в Гданьске, на котором работал Валенса, объяснив это «чисто экономическими причинами» и принципами тэтчеризма. Это было ловушкой, писала Маргарет Тэтчер, неуклюжей, но от этого не менее опасной[126]. 2 ноября она прибыла в Польшу и стала первым британским премьер-министром, который когда-либо приезжал в эту страну. «В конце концов, она — героиня Польши», — написал я[127]. В тот же вечер Маргарет Тэтчер встретилась с Раковским и поняла, что он не такой уж ярый защитник закрытия верфи. Он просто приурочил закрытие к ее визиту, чтобы она была вынуждена его одобрить, но она заявила, что 90 процентов продукции делалось для СССР, и жизнеспособность этого предприятия напрямую зависела от обменного курса между злотым и рублем. Она сказала, что там, где нет нормального рынка, не может быть настоящих показателей прибыли или убытков.
Следующим вечером Тэтчер посетила могилу Ежи Попелушко возле церкви св. Станислава и побеседовала с матерью убитого священника. Затем она около двух часов говорила с Ярузельским о профсоюзах в Великобритании и Польше. На обеде с Ярузельским и его министрами она развила эту тему, убеждая их, что страна достигает большего развития, только когда люди могут свободно выражать собственное мнение, вступать в объединения и имеют право создавать независимые и свободные профсоюзы. Об этом же она говорила в Англии в своем выступлении десять дней спустя, 13 ноября, когда объявила, что участвовавшие в войне и носившие британскую форму поляки впервые примут участие в параде, который состоится в Лондоне в День поминовения. Тот факт, что поляки, единственные из военных союзников Британии, ни разу не участвовали в этом параде, всегда был кровоточащей раной польского народа со времени парада Победы, состоявшегося в Великобритании в июне 1946 года.
На следующий день Тэтчер вылетела в Гданьск ради долгожданного посещения церкви св. Бригитты. Отец Янковский угостил ее особенно вкусным обедом, включавшим рагу из фазана, а Онышкевич выступил в роли переводчика. Затем ей предложили осмотреть костел. Вместе с Валенсой она пересекла двор, вошла в храм и обнаружила, что в здании собрались ее поклонники, которые приветствовали ее вставанием и пением гимна «Боже, верни нам нашу свободную Польшу». Она не смогла сдержать слез. Еще большее число людей приветствовало ее на улицах города, по которому она шла в костюме зеленого цвета, который у поляков считается цветом надежды, и махала толпе, а та в ответ держала пальцы буквой «V», что означало победу. Когда настанет великий день польской независимости, сказала Маргарет Тэтчер, Британия будет готова не только подбодрить Польшу, но и помочь ей практически. Она даже не могла представить, как скоро ей придется выполнять свое обещание.