Один такой случай произошел в Эльбасане. Несколько тысяч людей вышли на улицы, потрясая кулаками. Некоторые атаковали общественные здания. Мидхат Хавери, молодой критик режима, с помощью громкоговорителя овладел вниманием толпы, добился от нее скандирования лозунга «Свобода и демократия!» и продемонстрировал знаменитый черчиллевский жест антикоммунистов всей Европы, сложив пальцы в виде буквы «V». Так он уверил собравшихся, что в тот день они одержали победу, не прибегая к насилию. Постепенно толпа разошлась. Поздно ночью полиция явилась в квартиру Хавери, где тот жил с женой и двумя дочерьми, и забрала его в тюрьму. Там по приказу начальника полиции Владимира Хайзи его жестоко пытали, как вероятного зачинщика восстания. Через пять дней он был приговорен военным трибуналом к двадцати пяти годам тюремного заключения по обвинению в попытке государственного переворота.
Правительство президента Рамиза Алии понимало, что им не долго осталось управлять страной. К концу 1990 года они были вынуждены объявить кардинальные изменения. В будущем Албании предстояло стать плюралистической и демократической страной со смешанной экономикой. Первые многопартийные выборы были назначены на 31 марта 1991 года. Демократическая партия, которую возглавлял Сали Бериша, встала в оппозицию к коммунистам. В первые же недели 1991 года началась поспешная предвыборная кампания, я же был приглашен в качестве одного из наблюдателей. Для приема иностранных парламентариев и журналистов, которым предстояло освещать великий демократический эксперимент, был построен специальный центр. 29 марта я вылетел в Тирану.
Страна сильно отличалась от той Албании, которую я видел тридцать месяцев назад. Рамиз Алия и его сторонники поддерживали идею построения экономики на основе западной помощи. Это означало, что они желали продемонстрировать свою демократичность и готовность с уважением отнестись к западным нормам, касающимся соблюдения прав человека. Но стране предстоял долгий путь. Некоторых политических заключенных освободили, других же арестовали снова в свете последних событий, одних за излишнюю агрессивность, других за слишком громкое выражение своего мнения. Председатель избирательной комиссии Рек-схеб Майдани сам был кандидатом. Оппозиционная демократическая партия страдала от нехватки средств для проведения агитации: телефонов, машин, факсов, принтеров, громкоговорителей. Ее кандидаты передвигались из деревни в деревню на ослах, велосипедах или вообще пешком. Коммунисты были богаче, более грамотно манипулировали людьми, и самое главное — они контролировали радио и телевидение.
Именно 30 марта в Эльбасане мы впервые узнали о деле Мидхата Хавери. В штаб-квартире демократической партии нам сказали, что он находится в местном полицейском участке в одиночной камере, где его морят голодом, пытают и отказывают ему в медицинской помощи. Мы с друзьями в окружении небольшой толпы сторонников демократической партии тут же двинулись к полицейскому участку. Мы постучали в дверь и попросили, чтобы нас принял начальник полиции. Через десять минут нас проводили в кабинет Владимира Хайзи. Мы спросили, можно ли увидеть Хавери. Ответ был отрицательным. Тогда мы спросили, находится ли он в этом здании. «Да, — ответил Хайзи, — он отбывает свой двадцатипятилетний срок за вандализм». Мой коллега по Европарламенту Эдвард Макмиллан Скотт справился о состоянии здоровья заключенного. «Хорошее», — последовал ответ. В таком случае, сказали мы, можем ли мы повидаться с ним, чтобы удостовериться в этом? «Нет». Шеф полиции был непреклонен, но нервничал. Наверное, ему было странно, что его допрашивают иностранцы в его собственном полицейском участке.
На следующий день, а это была Пасха, мы стали объзжать избирательные участки, чтобы понаблюдать за ходом голосования, а затем немного изменили маршрут и заехали в трудовой лагерь Бардхор, расположенный неподалеку от Каваи. В Эльбасане нам сказали, что там находятся многие члены демократической партии. Издалека лагерь был похож на убогую копию лагеря для военнопленных времен второй мировой войны, — он был окружен двумя рядами колючей проволоки и охранялся вооруженными людьми как с внешней, так и с внутренней стороны. При ближайшем рассмотрении оказалось, что условия содержания в этом лагере были даже хуже. Охранники использовали боевые патроны, и у них был приказ открывать огонь при малейшем намеке на бунт или попытку побега. Я встретился с Эдмондом Пояни, который отбывал длительный срок за «оскорбление светлой памяти Энвера Ходжи», и некоторыми «политическими», сидевшими вперемежку с ворами и матерыми уголовниками. Как только мы подъехали, один из них попытался перелезть через колючую проволоку. Не окажись мы тут, его бы тут же расстреляли. Другой уголовник подарил мне устрашающего вида нож в качестве сувенира. Третий дал мне письменные показания о недавнем бунте, во время которого несколько его друзей были убиты. Бардхор был воистину адским местом.