Этот опыт закалил его сердце и укрепил его решимость. 21 июня, выступая в Лондоне в Королевском институте международных отношений, он говорил о растущей непопулярности режима Горбачева и назвал СССР «последней империей на нашей планете». Сидевшая в зале Елена с места дополняла его речь и подтверждала ее фактами. Сахаров надеялся, что советская империя развалится мирно, как это было с Британской империей. Он предостерегал Запад о том, что не стоит выделять Советскому Союзу финансовую помощь из симпатий к Горбачеву, пока не будет четкого убеждения, что его правительство находится на правильном пути. Помощь Запада может поддержать загнивающую систему, добавил он. Казалось, Сахаров разочаровался в Горбачеве и возвращался на свою диссидентскую позицию.
В тот же день 21 июня, после очередной трудной победы на выборах в Европарламент я вылетел в Москву и на следующий день поездом отправился в Ленинград, чтобы попасть на встречу с Игорем Рыковым, которую мне организовал журнал «Новое время». Прошло около пяти лет с тех пор, как Игорь и Олег удрали из Лондона, а газета «Известия» назвала меня британским шпионом. Поэтому я ожидал встретить враждебность или, по крайней мере, многочисленные споры об Игоре, его возвращении и дезертирстве. Но никаких проблем не возникло. В этот период война в Афганистане воспринималась в СССР как несправедливая, и все сходились на том, что преступления, совершенные военнослужащими, должны быть прощены. Резкие выражения советской прессы 1984 года отчасти были забыты.
Потом я собирался ехать в Афганистан. Как оказалось, советский МИД был весьма заинтересован в моем предложении об освобождении военнопленных, остававшихся в руках моджахедов. Конечно, об этом были проинформированы британский МИД и премьер-министр Джон Мейджор, после чего министр иностранных дел Великобритании сообщил, что поддерживает мой план. Тогда я согласился посетить Кабул при содействии советского посольства.
В феврале 1984 года я попал в Афганистан без разрешения его правительства, въехав на джипе по обледенелой горной дороге со стороны Пакистана, и меня приветствовали бородатые боевики. Мой второй визит 29 октября 1989 года был совершенно другим. Вместе с журналистом Честером Стерном, любезно согласившимся мне помогать, я вылетел сначала в Москву, затем — в Ташкент, а потом советский военный «ИЛ», предназначенный для перевозки танков и тяжелой бронетехники и оснащенный защитой от ракет, которые Запад передал моджахедам, взялся доставить нас в Кабул. Дабы не стать жертвой «Стингеров», мы летели над Кабулом на большой высоте, а затем начали снижение по спирали, выбрасывая вспышки через равные промежутки времени, чтобы обмануть ракеты. В самолете не было ремней безопасности, не хватало кресел, а наш багаж был сзади привязан к фюзеляжу.
В течение следующих дней я посетил известную тюрьму Пули-Чарки, составил списки афганских коммунистов, разочарованных переменой в советской политике и пожелавших сотрудничать с моджахедами в правительстве национального единства. Кабул постоянно обстреливали, поэтому стекла были заклеены крест-накрест, чтобы никто не поранился осколками стекла. Такое я видел в Лондоне, еще в детстве, во время второй мировой войны. Я через силу пожал руку президенту Наджибулле, ранее возглавлявшему тайную полицию, который в честь моего визита освободил из Пули-Чарки троих моджахедов. Затем мне разрешили войти в здание тайной полиции и выдали документы узников, пропавших без вести. На выходе, как я помню, висел большой ковер, на котором по-английски было написано «Добро пожаловать!».
Теплота, проявленная сопровождавшими нас советскими официальными лицами, немного смущала, а принимавшие нас афганцы были мрачны. В Польше коммунисты уже потерпели поражение. Граждане Восточной Германии уезжали из страны через Венгрию, которая больше не соблюдала драконовских запретов на въезд и выезд. Афганцы хорошо понимали, что их правительство долго не протянет. И тогда только Бог сможет защитить их от моджахедов. Из Кабула я поехал в Дели, затем — в Пакистан, чтобы в отеле «Хайберский проход» обсудить со своими-друзьями моджахедами условия освобождения советских пленных. 5 ноября «Мейл он Санди» объявила, что я находился в Кабуле как «особый уполномоченный Кремля», но «при поддержке министра иностранных дел Великобритании». Это выглядело как какое-то безумие. Однако спустя месяц после моего возвращения два советских солдата были отпущены из плена через Пакистан, и я получил благодарность как от британского, так и от советского правительств.