Никогда не забуду, как 16 декабря 1976 года мне позвонили из «Международной амнистии» и сообщили радостную новость об освобождении Буковского. Его без предупреждения вывели из камеры и в наручниках посадили в самолет вместе с внушительной охраной из КГБ. После пересечения советской границы наручники сняли. Час спустя самолет приземлился в аэропорту Цюриха, и через несколько минут Буковский был освобожден и обменян на главного чилийского коммуниста Луиса Корвалана, заключенного чилийской тюрьмы, — человека, в котором было заинтересовано советское правительство.
Я встретился с Буковским через несколько дней, 5 января 1977 года. Из последних четырнадцати лет одиннадцать с половиной он провел в разных психиатрических лечебницах, трудовых лагерях и тюрьмах. Три раза его освобождали, и каждый раз он возвращался к диссидентской деятельности, точно зная, что вскоре последует новый арест. Останься он в живых, он вернулся бы из ссылки в 41 год, хотя почти наверняка освобождение отложили бы, поскольку он вел себя в тюрьме вызывающе.
Он неплохо говорил по-английски. Политические заключенные общались между собой на английском, когда не хотели, чтобы охранники их понимали. Но Буковский был изможден и быстро уставал от разговора на чужом языке, так что мы несколько часов говорили по-русски, и я слушал его необыкновенную историю, чтобы рассказать ее британцам по просьбе одной из газет[43].
Несколько дней спустя Маргарет Тэтчер, в то время лидер оппозиции, попросила меня привести Буковского в палату общин на чашку чая. Я помню, как любезна она была. «Что ему можно есть?» — спросила она меня. Она читала, что из-за плохого обращения в тюрьме он вынужден был сесть на строгую диету. Она хлопотала вокруг Буковского с материнской заботой, и он сказал, к большому ее удовольствию, что разрядка — опасный миф, и что «демократический социализм» — такое же противоречивое словосочетание, как кипящий лед.
Буковский сказал, что презирает тех западных политиков, которые верят в то, что надо «принимать реальность», подразумевая под этим достижение наиболее выгодного компромисса с Советским Союзом. Если бы он принял ее, это означало бы «союз с коммунистической партией и КГБ». Он не хотел, чтобы западные лидеры садились за стол переговоров с Брежневым и его окружением. Он рассматривал это как оказание уважения убийцам.
Такие взгляды не были популярными. На Западе все еще преобладало мнение о необходимости разрядки. Идея «победы» в конфликте с мировым коммунизмом казалась дикой и опасной, словно кошмар из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил бомбу» или уничтожение мира. Поэтому, если восхищение мужеством освобожденного героя было всеобщим, то его политические взгляды разделяли немногие. 13 января премьер-министра Джеймса Каллагана спросили в палате общин, не собирается ли он тоже встретиться с Буковским. Тот ответил отрицательно и добавил, что не нуждается в помощи Буковского, чтобы донести до кого-нибудь свои взгляды, и что на советское правительство лучше воздействовать неофициально, чем путем прямой пропаганды. Маргарет Тэтчер резко отреагировала на это неуклюжее замечание: «Это один из самых позорных и недостойных ответов, когда-либо данных премьер-министром в этой палате».
Так началась моя долгая дружба с Буковским, который оказался и мужественным диссидентом, и умным политическим деятелем. Мы сотрудничали, как будет показано ниже, в нескольких начинаниях, направленных на расшатывание советского строя, и ускоряли его падение. Буковский оставался в хороших отношениях с будущим премьер-министром Англии, став одним из ее советников по Советскому Союзу, и стимулировал решимость Тэтчер оставаться непреклонной по отношению к коммунизму.
7. Сахаров и Хельсинская группа
После 1975 года жизнь Сахаровых должна была стать полегче. Нобелевская премия, присужденная Андрею в том году, была выражением всемирного признания. Даже советскому правительству пришлось с ней считаться. 1 августа 1975 года НАТО и страны Варшавского Договора вместе с другими европейскими государствами и США подписали Хельсинкское соглашение, в котором содержались важные положения о правах человека. Затем, в мае 1976 года несколько диссидентов организовали Хельсинкскую группу для наблюдения за выполнением обязательств по правам человека, подписанных Брежневым. Запад имел все основания ожидать, что советское руководство смягчит политику в отношении диссидентов, придерживающихся тактики неприменения насилия, однако создание Хельсинкской группы вскоре привело лишь к усилению конфликта.