— Знаю ли я Доктора Дулитла, — воскликнул тот, — думаю что да! Да я знаю его так же отлично, как свою собственную жену; даже лучше, так мне иногда кажется. Он — великий человек, поистине великий!
— Покажи мне, где он живет. Я отнесу ему бельчонка. У него ножка сломана.
— Ну, разумеется, — тут же согласился Мэтью. — Пошли со мной, я как раз буду проходить мимо его дома.
И мы отправились в путь вместе.
— Да, я знаю Джона Дулитла уже много лет, — разговорился по дороге старик Мэтью, — но его сейчас нет дома. Он в отъезде, должен вернуться со дня на день. Я покажу тебе его дом, и ты всегда сможешь зайти к нему.
Всю дорогу до Оксенторп-роуд Мэтью без умолку рассказывал о своем великом друге Джоне Дулитле, Докторе Медицины. Он так увлекся рассказом, что даже забывал время от времени выкрикивать: «Мясо! МЯСО!», пока мы вдруг не заметили, что за нами терпеливо следует целая процессия собак.
— А куда же уехал Джон Дулитл? — спросил я Мэтью, раздавая мясо собакам.
— Никогда неизвестно, — ответил он, — куда он уезжает и когда возвращается. Живет он один, если не считать зверей. Доктор совершил замечательные путешествия и сделал несколько потрясающих открытий. В прошлый раз он обнаружил племя краснокожих индейцев в Тихом океане — они живут там на двух островах: мужья на одном, а жены — на другом. Мужья приезжают к женам раз в год на большой праздник, видимо, на Рождество. Разумные, скажу тебе, люди, хоть и дикари. Да, замечательный человек наш Доктор. А что до зверюшек, тут уж не сыщешь никого, кто бы знал их лучше него.
— А откуда он столько всего знает? — спросил я.
И тут продавец конины наклонился ко мне и прошептал на ухо глухим таинственным голосом.
— Он понимает их язык.
— Язык зверей! — воскликнул я удивленно.
— Ну, разумеется, — ответил Мэтью, — у всякой живой твари есть свой язык. Одни говорят больше, другие — меньше. А некоторые только знаками объясняются, как глухонемые. Но Доктор понимает все их языки — и птичьи, и звериные. Мы с ним, правда, держим это в строгой тайне, ведь люди только посмеются, если узнают. Это еще что! Он и писать по-звериному может, и своим зверюшкам читает вслух. Доктор написал исторический труд на обезьяньем языке, стихи по-канареечьи, а еще — веселые куплеты для сорок. Да-да, правда. Сейчас он изучает язык моллюсков. Трудное это дело — уж сколько раз он сильно простужался из-за того, что приходилось держать голову под водой. Да, это воистину великий человек!
— Вот уж точно, — проговорил я. — Ах, как бы мне хотелось с ним познакомиться, скорее б уж он возвратился домой!
— Погляди-ка, вон его дом у поворота, видишь, маленький такой, прилепился наверху, как будто уселся на стену.
Мы подходили уже к самой окраине городка. Домик, на который показывал Мэтью, стоял особняком. Его, видимо, окружал большой сад, который, как и дом, располагался выше уровня дороги. К калитке вело несколько ступенек. В саду росло множество прекрасных фруктовых деревьев, их ветви свешивались прямо за ограду, но за высокой оградой мне больше ничего не было видно.
Мэтью поднялся по ступенькам к калитке, и я последовал за ним. Я надеялся, что мы войдем в сад, но калитка была заперта. Из дома выбежал пес, и Мэтью просунул ему сквозь решетку несколько кусков мяса и мешочки с зерном и отрубями. Я заметил, что пес не стал есть мясо, как сделала бы на его месте всякая другая собака, а забрал все полученное от старика и скрылся в домике. На нем был необычный ошейник из желтого блестящего металла. А мы с Мэтью пошли обратно:
— Доктор еще не вернулся, — сказал Продавец Кошачьей Еды, — иначе калитка не была бы заперта.
— А что за мешочки ты дал псу? — поинтересовался я.
— Это провизия для зверюшек, — ответил Мэтью, — в доме у Доктора их полным-полно. Когда Доктора не бывает дома, пес кормит всю компанию.
— У него такой необычный ошейник!
— Да, из чистого золота, — сообщил Мэтью. — Как-то раз, путешествуя с Доктором, пес спас жизнь человеку, за это его и наградили золотым ошейником.
— И давно он живет у Доктора?
— Поди, очень давно. Джип уже немолод. Поэтому-то Доктор и не берет его больше с собой в путешествия. Пес сторожит дом и заботится об остальных питомцах. Каждый понедельник и четверг я приношу сюда еду и передаю ее через решетку. Джип никого не пустит за ограду, если Доктора нет дома, даже меня, хотя меня, поди, знает лучше некуда. Но зато всегда ясно, дома Доктор или нет. Если дома, калитка всегда отперта.
Вернувшись к себе, я устроил бельчонка в деревянном ящике на соломе и ухаживал за ним, как мог, в ожидании скорого возвращения Доктора. Каждый день я бегал на окраину к маленькому домику с огромным садом, проверить, не отперта ли калитка. Иногда ко мне выбегал Джип. И хотя в знак доброжелательности он приветливо вилял хвостом, войти в сад мне ни разу не удалось.
ГЛАВА 3
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОКТОРА
Как-то раз в конце апреля, в понедельник днем, отец попросил меня отнести починенные им башмаки куда-то на окраину городка. Башмаки принадлежали полковнику Беллоузу, а он был очень важным господином.
Я отыскал его дом и позвонил с парадного входа. Отворил дверь сам полковник, в двери показалось его красное лицо, и он рявкнул:
— А ну, марш отсюда, ступай через черный ход! — Дверь громко захлопнулась.
Мне страшно захотелось запустить башмаками прямо в середину его клумбы, но я подумал, что отец рассердился бы на меня за это, и не стал. Я прошел к черному ходу, где меня встретила жена полковника и забрала башмаки. Она выглядела маленькой и робкой, ее руки были в муке, вероятно, она пекла хлеб. Видимо, эта женщина страшно боялась мужа, чьи тяжелые шаги и негодующий грозный голос доносились откуда-то из глубины дома. Она шепотом предложила мне булку с молоком, и я с благодарностью согласился.
Выйдя от полковника, я подумал, что, прежде чем отправиться домой, хорошо бы посмотреть, не вернулся ли Доктор. Я уже был у его дома утром, но отчего бы еще раз не глянуть. Бельчонку все никак не становилось лучше, и я был всерьез обеспокоен.
Итак, я свернул на Оксенторп-роуд и направился к знакомой калитке. По пути я заметил, что небо мрачнеет и дело идет к дождю. Калитка была по-прежнему заперта, и мне стало грустно. Ведь я ходил сюда уже целую неделю. Джип все так же приветливо встречал меня, но следил при этом, чтобы я не проник за ограду. Я боялся, что бельчонок погибнет, так и не дождавшись Доктора Дулитла. С тяжелым сердцем я побрел восвояси.
Тут я решил узнать, не пришло ли время ужина, но у меня, разумеется, не было часов. По дороге шел какой-то господин. Подойдя поближе, я увидел, что это не кто иной, как сам полковник, совершавший вечерний моцион. Несмотря на то, что на улице было вовсе не холодно, полковник был закутан в пальто и теплые шарфы, на руках — яркие перчатки. Он выглядел совершеннейшей подушкой. Я вежливо спросил у него, который час.
Полковник остановился, бросил на меня гневный взгляд — лицо его при этом стало краснее прежнего, а когда заговорил, то было похоже, будто откупорили бутылку лимонада.
— Ты что себе думаешь, — зашипел он, — я стану расстегивать свое пальто, чтобы сказать какому-то сопляку, который час? — И он тяжело прошествовал дальше, продолжая ворчать и ругаться.
Глядя ему вслед, я пытался сообразить, сколько же мне должно было быть лет, чтобы он потрудился посмотреть на часы. И тут внезапно разразился ливень, подобного которому я в жизни своей не видел. Стало темно, словно ночью. Поднялся ветер, загрохотал страшный гром, засверкали молнии, и в мгновение ока все сточные канавы на дороге превратились в полноводные реки. Укрыться было негде, и я, опустив голову, чтобы хоть как-то защититься от сбивавшего с ног ветра, пустился бегом в сторону дома.