В Машуе, где мы нашли в каменистой песчаниковой впадине неиссякающий запас чистой воды, мы сошли с дороги, ведущей к возвышенностям Бамангвато, и направились на север, в пустыню. Напоив свой скот у колодца, называемого Лоботани, находящегося к северо-западу от Бамангвато, мы отправились отсюда к источнику, называемому Серотли, находящемуся уже в Калахари. Местность вокруг него покрыта кустарником и деревьями из породы каких-то бобовых с лиловыми цветами. Почва состоит из мягкого белого песка, чрезвычайно утомляющего быков, потому что колеса увязают в нем и тащатся с трудом. В Серотли мы нашли несколько углублений, похожих на те, которые остаются после того, как буйволы или носорог вываляются в грязи. В углу одного из таких углублений показалась вода, которую наши собаки не замедлили бы вылакать, если бы мы не прогнали их. И все-таки это было несомненной поддержкой почти для восьмидесяти быков, двадцати лошадей и сорока человек. Наш путеводитель Рамотоби, который провел в пустыне всю свою молодость, заявил, что хотя мы и не видим ничего, но воды тут под рукой имеется вдоволь. Мы усомнились в этом и вынули лопаты, но наши проводники, презирая помощь этого нового для них оружия, начали весьма энергично разгребать песок руками. Единственный запас воды, который нам обещали на предстоящие семьдесят миль, т. е. на трехдневный путь, мы должны были добыть здесь. С помощью лопат и пальцев нами были вырыты две ямы в 6 футов [1,8 м] глубиной с диаметром почти такой же величины. Наши проводники особенно настойчиво требовали, чтобы мы не пробили твердого слоя песка, лежавшего на дне выкопанных ям: они знали, что если его пробить, то вода исчезнет. И они были совершенно правы, потому что вода находится, по-видимому, над этим слоем, состоящим из вновь формирующегося песчаника. Ценность этого совета была проверена в случае с одним англичанином, принадлежащим отнюдь не к самым блестящим умам, который, не придав значения предупреждению туземцев, разрыл насквозь этот песчаный слой в колодце у Моготлуани: вода сейчас же ушла вниз, и колодец стал бесполезным. Когда мы дошли до этого слоя, то увидели, что как раз на том уровне, где мягкий песок соприкасается с твердым слоем, со всех сторон сочится вода. Дождавшись, когда она наконец накопилась, мы могли в этот вечер напоить лошадей, но так как для быков воды не хватило, мы отослали их назад к Лоботани, где, промучившись жаждой целых четверо суток, они получили наконец вдоволь воды. Мы берегли лошадей, потому что они были необходимы для охоты на диких животных, мясом которых питалась наша многочисленная экспедиция. На следующее утро мы увидели, что вода в ямах просачивается быстрее, чем накануне, как это всегда бывает в таких источниках, потому что при просачивании расширяется проход для нее. Вместе с водой в колодец выносится песок, и запас воды, отвечавший вначале потребностям лишь нескольких человек, становится достаточным для всего нашего скота. В этих-то местах, где происходит просачивание воды, бакалахари достают ее для себя, а так как такие места находятся обыкновенно в руслах древних рек, то описанное явление происходит, вероятно, от скопления дождевой воды, стекающей в эти русла; в некоторых случаях эти подпочвенные воды могут быть настоящими источниками, которые прежде поддерживали течение реки, но теперь уже не выходят на поверхность.
Несмотря на то что добытой нами воды было совершенно недостаточно для антилоп, большое количество этих грациозных животных паслось вокруг нас; убитые антилопы оказались не только хорошо упитанными, но в желудках у них находилось порядочно воды. Я тщательно исследовал их пищевод, чтобы увидеть, нет ли в нем каких-нибудь особенностей, объясняющих, каким образом это животное может по целым месяцам обходиться без воды, но ничего не обнаружил. Другие животные, такие, как антилопа «дуйкер» (Cephalopus mergens), или пути [у бечуанов], горный козел (Fragulus rupestris), или пуру-хуру, каменный козел (Oryx capensis), или кукама, и дикобраз (Hystrix cristata), по временам бывают в состоянии по целым месяцам жить без воды, поддерживая свое существование луковицами и клубнями, содержащими влагу. С другой стороны, некоторых животных не увидишь нигде, как только поблизости к воде. Присутствие носорога, буйвола и гну (Catoblepas gnu), жирафы, зебры и одной разновидности антилопы, называемой «паллаг» (Antilope melampus), всегда является верным признаком воды, самое большее в 7 или 8 милях от того места, где их находишь; но можно видеть сотни антилоп южноафриканской породы (Boselaphus oreas), каменных козлов, толо, или вилорогих антилоп (Strepsiceros capensis), а также прыгунов, или южноафриканских газелей (Gazella euchore), без всякой гарантии для заключения о наличии воды в 30–40 милях от места их обнаружения. Действительно, вид упитанной, лоснящейся южноафриканской антилопы в пустыне не опроверг бы мысли о возможности для человека умереть там от жажды. Я думаю, однако, что эти животные могут существовать здесь только в том случае, когда в растениях, служащих им пищей, имеется влага, потому что в год необычайной засухи стада этих антилоп и страусов во множестве сбегались из пустыни к р. Зоуге, и на берегах этой реки было убито тогда много страусов. Пока в подножном корме имеется влага, они редко нуждаются в воде. Но если путешественник увидит следы носорога, буйвола или зебры, то он пойдет по ним с полной уверенностью, что, не пройдя нескольких миль, он придет к воде. Вечером на второй день нашего пребывания в Серотли одна гиена, внезапно показавшись в траве, подняла панику среди нашего скота. Такой коварный прием нападения является вполне рассчитанным, и это трусливое животное всегда пользуется им. Смелость гиены очень похожа на смелость индюка, который бросается на животное и хочет клюнуть его, если оно убегает, но останавливается, если животное спокойно стоит на месте. Семьдесят наших быков, перепуганные гиеной, убежали и попали прямо в руки Секоми, посетить которого мы не имели особенного желания, так как он недоброжелательно относился к нашим намерениям. Если бы в подобных обстоятельствах наш скот попал в руки кафров, они присвоили бы его, но здесь кража скота – явление небывалое. Секоми прислал нам обратно наших быков, настойчиво советуя отказаться от попытки проехать через пустыню: «Куда вы идете? Вы погибнете от зноя и жажды, и тогда все белые люди будут обвинять меня в том, что я не спас вас». Мы ответили посыльным, что белые люди припишут нашу смерть собственной нашей глупости и безрассудству (тлгого, э тсата), так как мы не намерены допустить, чтобы наши спутники и проводники вернулись раньше, чем положат нас в могилу. Мы послали Секоми хороший подарок и просили передать ему наше обещание, что, если он разрешит подчиненным ему бакалахари держать для нас колодцы открытыми, мы пошлем ему такой же подарок при нашем возвращении.
Истощив все свое красноречие в бесплодных стараниях убедить нас вернуться теперь же, князек, возглавлявший посольство, осведомился: «Кто ведет их?» Оглянувшись кругом, он с выражением непритворного презрения на лице воскликнул: «Это Рамотоби!» Наш проводник Рамотоби принадлежал к племени, управляемому Секоми, но перебежал от него к Сечеле. Так как в этой стране беглецов всегда хорошо принимают, и впоследствии они могут даже посетить свое племя, то Рамотоби не угрожала никакая опасность, если бы даже то, что он делал, было направлено непосредственно против интересов его вождя и его племени.
Местность вокруг Серотли – совершенно ровная, и почва состоит из мелкого белого песка. На безоблачном небе там исключительно ярко и ослепительно сияет солнце. Каждая отдельная группа деревьев и кустарника, отделенная от других открытой поляной, так похожа на всякую другую, что если вы отойдете в сторону от колодцев в любом направлении, хотя бы только на четверть мили, вам будет очень трудно вернуться к ним. Однажды Освелл и Меррей ушли охотиться на антилоп в сопровождении проводника-бакалахари. Совершенно однообразный характер местности заставил потерять дорогу даже этого сына пустыни. В результате между ними и проводником последовал совершенно озадачивающий разговор. Одна из наиболее употребительных у туземцев фраз – «киа итумела» – «спасибо тебе», или «я очень доволен»; джентльмены были хорошо знакомы с ней, а также со словом «меце» – «вода». Но есть выражение, очень похожее на него по звучанию – «киа тимела» – «я плутаю»; прошедшее время от него – «ки тимеце» – «я заблудился». Все трое бродили как потерянные, пока не зашло солнце; и вот, благодаря смешению глагола «заплутаться» с глаголом «быть благодарным» и словом «вода», между ними в течение всей этой ужасно холодной ночи несколько раз повторялась с перерывами приблизительно такая беседа: «Где наши повозки?»