Мне сказывали, что подкуп не так бесстыден в Пекине, как в Кантоне, и что лучшие мандарины, прибыв в провинцию, должны брать взятки подобно окружающим их, опасаясь потерять место; ибо, когда лихоимцы не могут сбросить мандарина не одних с ними правил, они интригуют, чтобы переместить его на высшую должность в Пекин, дабы он не мог им мешать. Описывая злоупотребления, существующие в Китае, я не намерен, однако ж, обвинять всех без изъятия мандаринов сего обширного государства. Конечно, мне случалось слышать о некоторых честных, но они очень редки, и мы смело можем сказать, что поговорка: каждый человек имеет свою цену, нигде под луною лучше не объясняется на деле, как в Небесной империи. Причиною сему само правительство, унижающее каждого. Где нет понятия о чести, нет благородных чувствований, нет школ для внушения нравственности и благородства, где бамбуковая трость сравнивает знатнейшего мандарина с подлейшим рабом, там, конечно, мы не можем ожидать ничего лучшего! Полуобразованные китайцы были совершенно несправедливо превознесены некоторыми писателями за высокие свои добродетели, которые, конечно, не имели возможности преуспевать на столь бедной почве, какова китайская в нравственном отношении. Тысячи примеров можно представить в доказательство, что Китай еще очень далек от истинного просвещения; и те, кому удалось один только год провести в Китае, без сомнения, не вздумают противоречить сей истине.
Наказание, коему по уголовному уложению подвергают должников, не платящих долгов своих или постоянных процентов за оные, может быть приведено в действие не иначе, как подкупом коронных исполнителей законов, за цену, которая соделывает правосудие весьма убыточным, а посему китайцы, сколь возможно, убегают сего способа, разве подстрекаемые злобою против должника. В Китае нет закона против ростовщиков и лихоимства, и потому проценты там весьма велики от многих встречающихся случаев делать спекуляции, равно и оттого, что китайские купцы суть столь же решительные игроки в коммерческих оборотах, сколько вся нация в картежной игре.
Прежде сего давали за испанский пиастр 800 кашей (мелкая монета, европейцами так прозванная), ныне же только 750 в обыкновенных покупках, а некоторые предметы продаются на пиастры, считая оный не более как в 720 кашей; все сие зависит от уговора между покупщиком и продавцом. По-китайски сию мелкую монету называют чион или чин; на письме именуют оную тунг-чин. Я видел, что поденщики, коим обыкновенно по окончании работ платят за оные сею монетою, тотчас непременно собираются в кружок и играют в карты или кости на заработанные деньги. Монета каш имеет в средине квадратное отверстие, для удобства нанизывать оные вместе, и есть единственная ходячая в Китае. Десять кашей составляют один кантарин; десять кантаринов составляют один мес, а десять мес составляют один таель, который равняется пиастру и 66/140. Купцы Хонг считают пиастр в 720 чин в торговле с иностранцами, а купцы в лавках принимают оные в 750 чин.
Китай не имеет ни банков, ни ассигнаций, отчего там все платежи производятся звонкою монетою, то есть пиастрами или золотыми и серебряными слитками в десять таелей; способ сей весьма неудобен и опасен, вводя в искушение воров, в коих в Китае недостатка не бывает. Векселя там не употребляются, хотя я слышал, что капиталисты, узнав по долговременной опытности взаимную честность, употребляют оные. Товары, однако же, часто продаются на кредит, но никогда не удавалось мне слышать, чтоб ростовщики давали капиталы в долг без надлежащего залога, дабы в случае неустойки должника могли себя вознаградить. На сем основании в Кантоне молено занимать деньги с платою иногда до 20 процентов, иногда же не более 12, смотря по требованию денег в торговле; но если занимать деньги на личный только кредит, то, без сомнения, не взяли бы меньше 25 процентов.