Я благодарил его за предложение, объявив ему, что считаю себя совершенно вознагражденным, видя его счастливым. На другой день привел он к нам жену свою принцессу. Она нам весьма понравилась: красива собою, прекрасного роста и хорошо сложена; жаль, что слишком смугла; имеет прекрасные блестящие глаза и ряд белейших зубов; нрава веселого и развязна. Я слышал потом от самого короля, что приятель мой был человек хороший, но весьма ленив и вел беспорядочную жизнь; без сомнения, жизнь его была уж слишком беспорядочна, если и самые дикари могли то заметить.
Из расспросов знакомца моего и других островитян узнал я, что некоторый род удельной системы правления господствует на сих островах. Крестьяне приписаны к земле, с которою и передаются, уступаются или перепродаются. Первоначально ли система сия существовала на сих отдаленных островах или введена была впоследствии испанцами, есть вопрос еще не разрешенный. Военная одежда их, некоторые обычаи и многие слова языка имеют разительное сходство с испанскими, которое до того простирается, что можно даже верить, что испанцы открыли острова сии задолго до того времени, когда оные сделались известными другим европейским мореплавателям; но что, как мы имеем примеры, от неверного означения широты и долготы островов, в то время от неисправности инструментов весьма естественного, острова сии были потеряны и забыты. Особенно в военном костюме их поражает сходство с римскою каскою и испанским плащом или римскою тогою.
Во время моего прибытия к островам сим король имел большие несогласия с непокорными вассалами своими, т. е. с теми из удельных князей, кои считали себя только в весьма малой зависимости от короля. Спор их происходил, во-первых, о религии: истребив недавно идолов и отрекшись от идолопоклонства, они пребывали в нерешимости, какую веру принять; и во-вторых, о власти, какую имеет король над удельными князьями. Король спрашивал мнения моего о сих спорных пунктах, и я объявил ему, что народ без религии не лучше собак, и советовал ему без замедления сделать выбор: ибо безнравственность и порочная жизнь, к коей уже привыкают его подданные со времени уничтожения идолослужения, укоренятся и соделают их развратными, следовательно, будет весьма затруднительно ими управлять.
Он задумался и казался в глубоком размышлении, и потом вдруг воскликнул: «Все, что вы сказали, совершенно справедливо, и я уже заметил великую перемену в подданных моих, равно и князья-вассалы мои сделались весьма непокорными. Я думаю, что мне придется или послать, или самому поехать просить помощи у друга моего, короля английского. Теперь же нужна мне ваша помощь: я намерен созвать совет князей и, разумеется, приглашу в оный и тех из них, кои управляют областями, мне преданными; надеюсь, что вы с своей стороны не откажетесь объяснить тем из них, кои желают независимо от меня обладать некоторыми островами, сколь несправедливо и достойно порицания их поведение. Скажете ли вы им, что они худо поступают?» — «Без сомнения, скажу, — отвечал я, — тем более, что я недавно узнал, что один из них, по прозвищу Питт (Краймаку), ваш первый министр, человек с большим умом, управляет ими, и если он пойдет против вас, то плохо будет; но не беспокойтесь, государь, я от приятеля своего все узнал и постараюсь обратить замыслы их в ничто, настращав их». Он, казалось, был в восхищении и тогда же приказал созвать совет в известный день, дав довольно времени преданным ему вассалам прибыть из отдаленных провинций.
Между тем я услышал, что Питт пришел в крайнее беспокойство, узнав о моих продолжительных с королем совещаниях, и начал употреблять все старания, чтоб уверить меня в преданности своей к королю. Вероятно, он и был предан королю, но, видя, что многие могущественные удельные князья недовольны правительством и ни один из друзей короля не старается восстановить колеблющейся его власти, он, как хитрый политик, доколь не узнает, чья сторона одолеет, придерживался сильнейшей. Как бы то ни было, я решился начать атаку с него, как первого вельможи и человека, одаренного умом и имеющего великое влияние, смелым объяснением ему перед всем советом, дабы тем устрашить и прочих вельмож. Составив план сей, король приказал изготовить место для их принятия и доставил мне хорошего и смелого толмача, который знал по-английски и не страшился объяснять им мои мысли. В назначенный день, прибыв на сборное место, я нашел многочисленное собрание начальников; многих из них я никогда прежде не видел, и король тотчас меня им представил. Все главные вассалы здесь находились, исключая двух: один не мог присутствовать по дряхлости, а другой, брат старой королевы, чувствуя себя более других виновным, извинился под предлогом, что необходимое дело отозвало его на один малый остров, куда он накануне собрания и отправился. Король открыл заседание краткою, но сильною речью, в коей объявил им, что решился поддержать во что бы ни стало королевскую власть свою, переданную ему по наследству отцом его, и что он уверен, что все европейские державы будут ему в том споспешествовать. «Вот! — прибавил он, указывая на меня. — Генеральный консул величайшего и могущественнейшего императора, послушайте, что он скажет о сем предмете!» После сего, обращаясь ко мне, просил меня сказать им мои мысли. Тогда я через переводчика спросил их, есть ли между ними хоть один удельный князь, осмеливающийся не признавать короля или не считать себя подданным его. Всеобщий ответ был, что нет ни одного. Тогда, обратясь к Краймаку, я сказал: «Однако ж вы осмелились соединиться с честолюбивыми злоумышленниками, чтоб отторгнуть некоторые острова и объявить себя независимыми; я знаю, что в сем случае вы последовали советам некоторых поселившихся между вами европейских вероотступников, коих единственная цель состоит в том, чтоб, пользуясь междоусобием, учредить систему морских разбоев и тем расстроить и уничтожить вашу богатую торговлю, но план сей никогда не удастся: ибо все производящие в морях сих торговлю европейские державы вооружатся против сего и флотами своими уничтожат вас. Посему живите лучше в мире с европейскими государствами, кои могущественны и коих корабли ежегодно посещают ваши острова, снабжая вас всем нужным; почти все они признают короля вашего и посему дадут ему руку помощи. Следовательно, если вы здесь публично не объявите, что не имеете намерения восставать против его власти, я донесу об вас правительству моему как о бунтовщиках, и уверен, что и все другие, находящиеся здесь верные иностранные подданные последуют моему примеру».