Один из них, весьма богатый и пользовавшийся великим влиянием мулат в одной северо-восточной области Луконии, обижаясь некоторыми поступками правительства, возбудил к бунту тагалийцев. Он имел многих сообщников в соседних областях, и если бы не влияние одного областного священника, то, вероятно, он завладел бы всею тою частию острова. Он собрал в одно место более 20 000 человек, готовых повиноваться его мановению; как вдруг священник, доминиканец, в полном белом облачении своем, с крестом в руке, предстал перед ними. Толпа, хорошо вооруженная разного рода оружием, при его приближении побросала оное. Он, осенив их крестом, предал вечному проклятию и мучению всех тех, кои вздумали бы не слушать его, и потом повелел им всем пасть ниц перед крестом Христа Спасителя. Даже и сам начальник бунтовщиков, который присутствовал при сем, не имел дерзости противиться, и вся армия до последнего человека преклонила колени. Тогда монах громким голосом предал анафеме всех ослушных воле генерал-капитана, представляющего собою испанского короля, помазанника Божия и истинного государя их, и сказал, что они отвержены будут католическою церковью и во веки веков прокляты. «Теперь, — прибавил он, — пусть тот из вас, кто забыл долг свой к Богу и государю, встанет и оставит место сие, так как недостойный оставаться между верующими». Потом, произнеся краткую молитву за спасение душ их, он возблагодарил Господа за указание им правого и истинного пути, за удаление сердец их от искушения сатаны и за научение их послушанию к Богу и государю. «Овцы, — сказал он, — услышали глас пастыря своего; восстаньте, добрые христиане, возвратитесь с миром каждый в дом свой и просите Пречистую, да отвратит от вас греховные помыслы и всякую строптивость!» Все войско, как бы паническим страхом объятое, встало и тотчас же разошлось; сам начальник только принесением чистосердечного раскаяния избавился отлучения от церкви.
Другое происшествие сего рода случилось с знакомым мне монахом, который назначен был областным священником в южную страну Луконии, часто подверженную нападениям диких негриллосов (негритосов. — В. М.), кои, вторгаясь неожиданно, грабили и убивали беззащитных жителей. Надобно знать, что дикие жители почти неприступных гор Южной Луконии называются негриллосами; они жестоки и ничем не укротимы; роста малого, цветом почти черные; вместо волос у них жесткая курчавая шерсть; их считают остатками первобытных жителей, и все старания к образованию их остались безуспешны.
Обратимся, однако ж, к нашему монаху: он вскоре по прибытии на место потребовал от генерал-капитана два малого калибра орудия, сто ружей и достаточного количества амуниции, что все и получил без труда. Потом, укрепив место своего пребывания, он привел в порядок свои две пушки, научил жителей стрелять из них и, кроме того, научил 100 самых крепких из них военной экзерциции. Негриллосы, кои с некоторого времени уже не делали набегов, следовательно, вовсе не знали о сих оборонительных приготовлениях, подобно горному потоку, спустились с своих высот, в числе более 600 человек, с уверенностью в собственной силе и в обыкновенной слабости неприятеля. С величайшим хладнокровием монах допустил негриллосов приблизиться на пистолетный выстрел к своим пушкам и вдруг открыл по ним убийственный огонь картечью, которая сделала, так сказать, дорогу в густой толпе варваров и повергла их в величайшее замешательство. Пользуясь сим, он сам вывел свою сотню мушкетеров, оружие коих на близком расстоянии произвело сильное убийство, потом, вспомоществуемый жителями, бросился в штыки и так отделал их, что едва 50 негриллосов возвратилось восвояси, чтоб рассказать в ущелиях своих о сем поражении. Через три года после того встретился я с сим монахом, и он сказывал мне, что с тех пор негриллосы никогда не осмеливались нападать на них и что тагалийцы в той области так благодарили его за избавление их от нападений сих бесчеловечных варваров, что готовы были пожертвовать за него жизнию. Сии два происшествия достаточно, я надеюсь, доказывают отличный ум, мужество и примерное поведение испанских монахов в Луконии.