— Вероятно,— добавил Уэлл,— в числе матросов находится личность, получившая инструкции капитана.
— Быть может,— сказал доктор.
— Но кто же именно? — спросил Шандон. — Я давно уже знаю всех моих матросов..,
— Во всяком случае,— ответил Джонсон, — человек ли он, сатана ли, но как скоро капитан этот явится на бриг, его примут с честью. Однако из письма его можно извлечь другого рода указание, или, точнее, другого рода сведение.
— Какое? — спросил Шандон.
— Что мы должны отправиться не только к заливу Мельвиля, но даже в пролив Смита.
— Верно, — подтвердил доктор.
— В пролив Смита...— машинально повторил Шандон.
— А из этого следует, — продолжал Джонсон, — что «Форвард» отправляется вовсе не для отыскания Северо-западного прохода, так как мы оставим влево единственный ведущий к нему путь — пролив Ланкастера. Это предвещает нам опасное плавание в неисследованных морях.
— Да, пролив Смита — это путь, по которому шел в 1853 году американец Кэйн. И с какими опасностями было сопряжено его путешествие! — сказал Шандон. — Долгое время Кэйна считали погибшим в этих суровых странах... Впрочем, если необходимо отправиться туда, что ж — мы отправимся! До какого, однакож, места? Неужели до полюса?
— А почему бы и нет?! — вскричал доктор.
Одна мысль о такой безумной попытке заставила Джонсона пожать плечами.
— Но вернемся к нашему капитану, — начал Джемс Уэлл. — Если он в самом деле существует, то может ожидать нас только на Диско или в Уппернивике, на берегах Гренландии. Впрочем, это выяснится через несколько дней.
— Вы сообщите содержание письма экипажу? — обратился доктор к Шандону.
— По-моему, не следует этого делать, — сказал Джонсон.
— Почему? — спросил Шандон.
— Потому что таинственность и фантастичность дела могут поселить в матросах уныние. Их и без того беспокоит будущность этой странной экспедиции. Если же к этому присоединится еще нечто сверхъестественное, то в критическую минуту нам нечего будет и рассчитывать на экипаж... Не знаю, согласны ли вы со мной, Шандон?
— А вы, доктор, как полагаете? — спросил Шандон.
— По-моему, Джонсон прав, — ответил доктор.
— А вы, Джемс?
— За недостатком лучшего мнения, — сказал Уэлл, — я присоединяюсь к мнению, высказанному этими господами.
Шандон задумался на мгновение и затем снова внимательно пробежал адресованное на его имя письмо.
— Господа, — сказал он, — несмотря на всю основательность вашего мнения, я не могу принять его.
— Но почему же, Шандон? — спросил доктор.
— Потому что изложенные в письме инструкции чрезвычайно точны. Мне приказано объявить экипажу благодарность капитана. До сих пор я слепо исполнял все его распоряжения, каким бы образом они ни передавались мне, а потому и на этот раз я не могу...
— Однако... — заметил Джонсон, опасавшийся того, как такого рода сообщение может подействовать на матросов.
— Я вполне понимаю причину вашей настойчивости, любезный Джонсон, — сказал Шандон, — но потрудитесь прочесть: «...и просит вас объявить экипажу его благодарность».
— В таком случае, действуйте сообразно с полученным вами приказанием,— ответил Джонсон, вообще строгий блюститель дисциплины.— Нужно собрать экипаж?
— Да, распорядитесь, — сказал Шандон.
Весть о письме капитана быстро разнеслась по бригу.
Матросы немедленно собрались на палубе, и Шандогт громко прочел таинственное письмо.
Экипаж выслушал его в полном молчании и разошелся, строя сотни различных предположений. Клифтон получил обильную пищу для своего суеверного воображения. Приписывая значительную долю участия в этом деле собаке-капитану, он при встрече с ней стал отдавать ей честь.
— Ну что, говорил я вам, что этот пес умеет писать? — твердил он матросам.
На это замечание никто не отвечал, тем более что на него затруднился бы ответить даже сам Бэлл, плотник.
Тем не менее для всех было ясно, что, хотя капитана и нет, его тень или его дух присутствуют на бриге. Более благоразумные из матросов стали воздерживаться с этих пор от каких бы то ни было предположений.
1 мая, в полдень, наблюдение показало 68° широты и 56°32' долготы. Температура поднялась, и термометр стоял на —4° по Цельсию.
Доктор забавлялся, глядя на проделки белой медведицы и двух медвежат, находившихся на окраине припая, тянувшегося вдоль берега. Сопровождаемый Уэллом и Симпсоном, Клоубонни вздумал было поохотиться на них со шлюпки; но медведица, не обладавшая, по-видимому, геройским духом, проворно убралась со своими малышами, и доктору пришлось отказаться от охоты.