— Не говоря уже о том,— ответил осторожный Клифтон,— что, возвратившись с Шандоном и действуя под его личной ответственностью, мы сполна получим свои наградные и жалованье. Вернись мы без него — дело примет сомнительный оборот.
— Не глупо сказано! — воскликнул Пловер.— Этот Клифтон все рассчитал, как настоящий счетовод. Постараемся же не ссориться с адмиралтейством и никого не оставим здесь, так-то будет верней.
— А если командиры сами не захотят следовать за нами? — спросил Пэн, желавший подбить товарищей на крайние меры.
— Об этом потолкуем в свое время,— ответил Болтон. — Надо только склонить на свою сторону Ричарда Шандона, а это, думается мне, не так-то уж трудно.
— А все-таки кое-кого я оставлю здесь...— сказал Пэн и выругался,— хоть бы он отгрыз мне руку.
— Собаку, наверно,— сказал Пловер.
— Да, собаку! Разделаюсь-таки я с ней.
— Тем более,— ответил Клифтон, возвращаясь к своей любимой теме,— что во всех наших несчастьях виновата она одна.
— Она околдовала нас,— сказал Пловер.
— Привела к ледяным горам,— подсказал Гриппер.
— И нагромоздила на нашем пути такую массу льдов, какой никогда и не видывали здесь в эту пору,— добавил Уолстен.
— А на меня напустила глазную болезнь,— сказал Брентон.
— И отменила выдачу водки и джина, — заметил Пэн.
— Во всем виновата только она!
— И вдобавок ко всему — она же еще и капитан! — сказал Клифтон.
— Так погоди же ты, окаянный капитан! — вскричал Пэн, безумная злоба которого усиливалась по мере того, как он говорил.— Уж больно ты хотел побывать здесь, ну и оставайся!
— Да, но как это устроить? — сказал Пловер.
— Теперь для этого самое удобное время,— ответил Клифтон. — Шандона нет на бриге; лейтенант спит в своей каюте; туман настолько густ, что Джонсон и не заметит нас...
— А где собака? — спросил Пэн.
— Спит себе подле трюма с углем, — ответил Клифтон,— и если кто хочет...
— Это уж мое дело! — бешено закричал Пэн.
— Берегись, Пэн! Она способна перекусить зубами железную полосу.
— Шевельнись она только — и я распорю ей брюхо! — ответил Пэн, вытащив свой нож.
И он бросился к выходу в сопровождении Уэрена.
Вскоре оба матроса возвратились, неся на руках собаку, у которой крепко были связаны веревкой лапы и морда. Пэн и Уэрен набросились на нее в то время, когда она спала, и несчастное животное не успело спастись.
— Ура! Молодчина, Пэн! — вскричал Пловер.
— А теперь что ты намерен делать с ней? — спросил Клифтон.
— Утопить. Посмотрим, удастся ли ей вернуться назад! — со свирепой улыбкой ответил Пэн.
В двухстах шагах от брига во льду была тюленья дыра, нечто вроде круглого отверстия, которое эти животные прогрызают зубами, и притом всегда изнутри наружу. Через эту дыру тюлень выходит на лед, чтобы подышать воздухом, и не дает ей замерзнуть, потому что челюсти его устроены так, что он не может прогрызть отверстие снаружи внутрь, чтобы в случае опасности скрыться от своих врагов.
Пэн и Уэрен направились к этой дыре и, не взирая на энергичное сопротивление собаки, безжалостно бросили ее в воду, заложив отверстие большой льдиной, так что животное оказалось плотно закупоренным в своей ледяной тюрьме.
— Счастливого плавания, господин «Капитан»! — воскликнул грубый матрос.
Несколько минут спустя Пэн и Уэрен были на бриге. Джонсон так ничего и не узнал; туман все больше сгущался вокруг брига, начинался сильный снегопад.
Через час Ричард Шандон, доктор и Гарри возвратились на «Форвард».
Они заметили на северо-востоке свободный проход. Шандон решился воспользоваться им и отдал соответствующие распоряжения. Экипаж, по-видимому, повиновался довольно охотно, желая убедить Шандона в невозможности дальнейшего движения вперед. Впрочем, в течение трех дней матросы готовы были повиноваться.
Почти всю ночь и следующий день шла дружная работа; «Форвард» на две мили подвинулся к северу и 18-го числа находился в виду материка,в пяти или шести кабельтовых от утеса, которому вследствие его странной формы было дано название «Чортов палец».
Здесь в 1851 году были затерты льдами суда Кэйна — «Принц Альберт» и «Эдванс».
Странная форма «Чортова пальца», пустынная и печальная местность, громадное скопление ледяных гор, из которых иные имели более трехсот футов высоты, зловеще повторяемый эхом треск льдин — все это создавало на бриге мрачное настроение. Шандон рассчитывал, что через двадцать четыре часа ему удастся вывести бриг из этих мрачных мест и продвинуться на две мили к северу. Он чувствовал, что его начинает одолевать страх; фальшивое положение, в котором он находился, парализовало энергию, Подвигаясь, согласно инструкции, вперед, он подвергал бриг чрезвычайной опасности; тяга канатом окончательно истомила экипаж. Для того чтобы во льду от четырех до пяти футов толщиной прорубить канал длиной в двадцать футов, требовалось более трех часов; экипаж начинал ослабевать. Молчание и необычайное усердие матросов изумляли Шандона, и он опасался, что это затишье служит только предвестником бури.