2 октября. Прошли 22 версты через горы Дамь по речке того же имени. Перевал весьма невысок. Вообще весь хребет Бутамайнак и его восточное продолжение Дамь имеет, вероятно, не более 3500 и 4000 футов абсолютной высоты. Горы эти… совершенно бесплодны. Только в ущельях попадается кое-какая бедная растительность: солянки, хармык, здесь же мы видели и ревень, быть может, тот же вид, что и в Алашанской пустыне. По приходе на место опять случилась история. С ближайшего пикета приехал тургоутский дзангин[119] и потребовал паспорт, но не умел прочитать по-китайски. Затем этот дзангин объявил, что напишет о нас в город Булун-тохой тарбагатайскому дзянь-дзюну[120] и что до получения ответа не пустит нас далее. До Булун-тохоя же 18 станций. Зная, что всего лучше поступить круто, я разругал дзангина и объявил ему, что пойду, не спрашиваясь его позволения. Если же он вздумает нас остановить силой, то я велю стрелять. Подобное решение подействовало как нельзя лучше: дзангин объявил, что не будет нас удерживать, но все-таки пошлет в Булун-тохой. До этого нам нет дела.
3 октября. Сегодня ночью опять распухло у меня лицо около глаз, сам не знаю, отчего. Быть может, на Мукуртае укусила какая-нибудь букашка. Словно сглазил я свое здоровье: прошлые экспедиции не знал, что такое болезнь, теперь же постоянно чем-нибудь болен. Видно, «укатали лошадку крутые горки». Речка Дамь, по-монгольски Намын-гол, возле которой мы теперь стоим, имеет сажени 4 ширины и глубину немного более фута. Она прорывает восточный конец хребта Дамь и впадает, как говорят, в соленое озеро, лежащее в двух днях к северу от гор Сацанзы.
Берега Дами обросли узкой каймой леса, высокими осокорями. Несмотря на такое удобное место, птичек очень мало. Сегодня я встретил только Fringilla montifringilla [юрок], Accentor atrigularis [завирушка черногорлая] и Parus cyanus [синица-лазоревка]. Видел две Ruticilla alaschanica? [горихвостка]. Зверей нет никаких, вероятно, распуганы проезжими. Впрочем, в горах, говорят, водятся горные козлы – Capra sp. Сегодня в первый раз мы нашли песок (плохой) для препарировки птиц; от самой Кульджи мы не встречали этой редкости, хотя уже прошли 470 верст. Проводник говорит, что здесь половина дороги до Гучена. Как-то мы пройдем безводные пески, которые лежат впереди?
4–5 октября. Прошли 33 версты по пикетной дороге, которая ведет из Чугучака в Булун-тохой; на арбах здесь не ездят, только на вьюках. Вошли в окраину хребта Семис-тау который, как говорит проводник, соединяется с Тарбагатаем. Не знаю, насколько это верно. Горы Семис-тау едва ли имеют более 4000 или 4500 футов абсолютной высоты… везде выветривающиеся камни, ходить трудно. Сегодня часов с одиннадцати утра поднялась сильнейшая буря с севера; небо было ясно, но по временам моросил снег из туч, задерживаемых горами Семис-тау. Ветер был так силен, что наши палатки едва устояли, огонь невозможно было разводить. Было очень холодно. К полуночи буря стихла, и грянул мороз в -11 °C. Таков крутой переход от недавних жаров! Впрочем, осень в Джунгарии далеко не так хороша, как в Южной и Восточной Монголии.
17 октября. Дневали. Берем запас воды (2 бочонка и 4 турсука, сделанных из бараньих шкур), всего ведер 20, и завтра идем на колодец Бадан-худук, до которого отсюда около 70 верст, а быть может, и более. Сегодня я убил Melanocorypha tatarica [черный жаворонок].
Сегодня мы достигли наибольшего поднятия к северу. Следовало бы определить широту и долготу, но нет для этого определенного пункта; колодец, возле которого стоим, весьма недолговечен.
Жители Джунгарии. В пройденной нами части Джунгарии население встречалось спорадически только на пространстве от Тянь-шаня до гор Делеун, т. е. в западной гористой и более плодородной части описываемой страны. Это население состояло из двух народностей: киргизов и тургоутов [т. е. казахов и торгоутов]. Первые встречены были нами в долине р. Боро-талы, где они подведомственны Кульджинскому району, и в долине р. Ушаты, где эти кочевники ведаются уже китайским правительством. В обеих местностях, т. е. на Боро-тале и на Ушаты, киргизов много. Живут они, противоположно монголам, скученно, аулами, в которых обыкновенно десятка два, три и более юрт. В обеих названных местностях киргизы живут зажиточно, занимаясь главным образом скотоводством, отчасти и хлебопашеством. Последнее, впрочем, только на Боро-тале. Зато у тех киргизов, которых мы видели в долине р. Ушаты, очень много скота, в особенности баранов и лошадей.
По своей наружности киргизы плотного коренастого сложения и роста большей частью высокого. Лицо квадратное, плоское и лоснящееся, словно вымазано салом. Глаза небольшие, волосы черные, голова бритая.[121] Все магометане.
Кумыс – любимейший напиток; баранина, молоко и чай – первые кушанья. Склонны к тучности. Противоположно киргизам, тургоуты обыкновенно тонкие, сухопарые; роста среднего или часто небольшого. Вид изнуренный, в особенности у женщин. По лицу более всего походят на алашанских олютов, к которым и относятся по происхождению. Чистокровный халхаский тип монгола между тургоутами встречается редко. Так же резко тургоуты отличаются от своих коренных собратьев и по характеру. Халхасец, по крайней мере, гостеприимен и простак душою. С началом дунганских неурядиц множество тургоутов было убито или ограблено дочиста. Женщины тургоутов все вообще малорослые, крайне непривлекательные по наружности. В городе Курле несколько работниц, шивших войлок для нашей юрты, с жадностью ели оставшееся после перетопки сало, перегорелые кусочки бараньих курдюков. Наш казак Иринчинов угощал дам этим лакомством.
Часть тургоутов живет в нашем Кульджинском районе; другие же – в пределах Джунгарии. Здесь обитает и их ханша, которая нынешней осенью должна была ехать на Юлдус для погребения там на горе Эрминула хана, умершего в Пекине несколько лет назад. Теперь этот хан будет привезен на родину для предания земле.
По нашему пути кочевья тургоутов встречались по долине Кобука до гор Делеун. Восточнее начинается дикая, необитаемая пустыня вплоть до Гучена.
22 октября. Ночью грянул мороз в -23 °C. Давно ли было тепло! Такие скачки температуры постоянно случаются в азиатской пустыне. Снег, выпавший третьего дня и шедший немного вчера, совершенно покрыл землю; средним числом этот снег выпал почти на 1 дюйм. Все бело, мороз, снег скрипит под ногами – настоящая зима, а нам приходится, как в сорокаградусные жары Илийской долины, жить в палатках. В особенности холодно вставать утром; ночью же спим тепло – одеяла у нас бараньи, отличные. Только неприятно намерзание от дыхания на усах и подушке. Круто приходится иногда в пустыне и пролетным птицам. Сегодня на рассвете в двух саженях от нашего костра села кряковая утка. Видно, сильно устала и озябла, что решилась сесть возле огня и людей на расчищенную от снега площадку. Прошли 25 верст. Корму для лошадей нет вовсе; даем им рис понемногу.
23 октября. Переход 23 версты. Вторая половина этого перехода – холмистые пески, по которым растет редкий саксаул. Итти верблюдам здесь довольно трудно. Вообще путь, по которому мы теперь идем, решительно негоден для караванов по причине бескормицы и безводия. Летом здесь пройти совсем нельзя. Сегодня мы увидели Богдо-тау – исполинскую гору Восточного Тянь-шаня. До этой горы еще верст 200, но она видна очень хорошо. Порадовался я, увидав еще одну диковинку Азии. Жаль, что не с кем поделиться впечатлениями!
30–31 октября. Прошли 48 верст до колодца Сепкюльтай; пустыня, как и прежде; только более волниста. Корму лошадям нет; даем им каждый день рис, которого, по счастию, взято было много из Кульджи; думал я, что до Тибета хватит. Вообще, наши обильные кульджинские запасы едва достанут до Гучена; казаки, и в особенности проводники, едят непомерно много. Трудно даже поверить, чтобы человек мог есть столько поганой дзамбы. Тянь-шань с каждым днем виден все яснее и яснее. От Сепкюльтая можно уже различить все ущелья; между тем до гор верст 60–70. Словно стена, стоит исполинский хребет над равниною пустыни. Далеко к востоку и западу убегает этот гигантский хребет, а в средине, прямо против нас, вздымается[122] величественная Богдо-ола; на вершине ее очень часто сидят облака. Пустыня, которой мы теперь идем, до того безжизненна, что в ней нет даже Podoces [саксаульной сойки], коренной обитательницы самых бесплодных мест.[123]
121
Так у илийских и джунгарских киргизов; у семипалатинских лицо, сколько кажется, приближается к татарскому типу [приписка на полях дневника].
123
На обратном пути встретили Podoces hendersoni [монгольская саксаульная сойка; приписка на полях дневника].