свободен и занялся своим прямым делом. Он то и дело оглашал тайгу
меткими выстрелами из фитильного ружья, которое даже для
Маньчжурии было устарелым. Он бил коз и снабжал караван
мясом. По вечерам под старыми елями и пихтами разводили огромный
костер и над ним на вертеле жарили куски козьего мяса.
Путешественники подкреплялись, отдыхали и начинали петь сибирские
песни. У Кропоткина был неплохой голос, он всегда запевал и
дирижировал. Он же давал команду отбоя и заставлял всех
укладываться спать, чтобы утром встать со свежими силами.
Однако сам он не скоро ложился. В своей палатке он зажигал
фонарь, доставал дневник, записные книжки, записывал все
интересное, что примечал за день, наносил на карту отметки
пройденного пути, высоты определенных им точек, наклеивал ярлыки с
надписями на собранные образцы горных пород, раскладывал для
гербария растения, определял их, надписывал. Все это он аккуратно
прятал среди товаров своей повозки.
Кропоткин работал дольше всех и больше всех, а когда утром
вставал, никто из спутников не замечал у него следов усталости.
Бодрый, оживленный, он деловито распоряжался; никогда никто не
видел его раздраженным, и все только удивлялись мягкости и
доброте его характера.
Начинался день, и опять шли по яркой зелени пади, держась
берега реки, пока не попадали в места, где копыта коней начинали
чмокать по воде. Тогда поднимались повыше, шли по склону, по
пологой покатости, где, казалось, не должно быть воды. Но и здесь
под копытами лошадей лежал толстый слой торфянистого
чернозема, тоже, как губка, напитанный водой. То и дело по дороге
попадались небольшие стада непуганых, диких коз. Но ни людей, ни
домашних животных путешественники не встречали.
Под дугами четырех одноколок побрякивали колокольчики.
Фыркали лошади...
К счастью, эти болота Большого Хингана на глубине полуметра
имели твердую подпочву из мелкого наносного камня или крупного
красного песка. По таким болотистым падям могли двигаться не
только верховые, но и пробирались потихоньку одноколки. Их
высокие колеса оказались неплохо приспособленными к такому
пути.
Иногда попадали на каменистые склоны, где лошади шли
быстрее, мягко ступая нековаными копытами.
В верховьях пади караван вошел в глубь темного, густого
лиственного леса. Местами бурелом совершенно загораживал едва
намеченную дорогу. Оказалось, что по ней никто не ходил, кроме
небольших отрядов маньчжурских солдат, которые направлялись
для несения караула на Аргуни. Они проходили к нашей границе
и сменяли друг друга через довольно большие промежутки
времени.
Выше лиственный лес сменился густорастущими лиственницами.
Дорога вилась бесчисленными изгибами среди деревьев, пробираясь
между камнями в зарослях цветущего богульника.
Путь все время шел на подъем, и было ясно» что он ведет на
перевал через хребет Большой Хинган. Ничего грозного, никаких
непреодолимых трудностей, о которых ходили рассказы, пока не
было.
Постепенно поднимаясь, путешественники оказались выше
полосы лесов и кустарников. Перед глазами расстилалось полого
поднимающееся взгорье, заросшее низкими травами. Деревья были
малорослы, искривлены, покрыты лишаями и встречались все реже
и реже.
Караван поднялся уже на такую высоту, где из-за холодного
климата и лес не растет. Справа и слева от дороги виднелись
обнаженные склоны, лишенные всякой растительности, и крутые
гольцы, на которых не держался выпадающий в горах снег.
И вот, не встречая людей почти от самой деревеньки орочон,
если не считать двух случайных охотников, путники неожиданно
нагнали на дороге одноколку старого китайского чиновника.
Было непонятно, откуда он появился. Посоветовавшись со
старшиной Сафроновым, Кропоткин решил не обгонять чиновника,
чтобы избежать лишних объяснений.
Продолжая двигаться вперед по пологому травянистому склону,
путешественники всё думали о трудностях, которые встретятся при
перевале через хребет, и удивлялись, как справится с ними этот
старый и жалкий с виду чиновник.
Он медленно двигался впереди каравана. Через некоторое
время чиновник остановился и вылез из своей таратайки.
Тогда Кропоткин и Сафронов спешились, подошли и
остановились неподалеку от него.
Китайский чиновник выдернул несколько волос из гривы своего
коня, навязал их на ветку и воткнул ее в довольно большую, метра
в четыре высотой, груду камней, сваленных при дороге.
Кропоткин с недоумением взглянул на Сафронова, и старшина
объяснил ему, что чиновник выполняет местный обряд.
Куча камней при дороге — это так называемый «обо», куда
всякий путешественник, проезжающий мимо, кладет свой камень и
привязывает к палке или к кустику часть конской гривы или
несколько тряпок в благодарность горному духу за благополучно
совершенный путь.
— А какой же путь пройден? — спросил, все еще недоумевая,
Кропоткин.
Сафронов подошел к чиновнику и начал с ним объясняться.
Оказалось, что это и было место перевала через Большой Хин-
ган. Отсюда до самого Амура нет больше гор, дорога идет в
долинах между горами.
Совершив обряд, китайский чиновник вернулся в свою таратай-
ку и начал спускаться вниз по дороге.
Сильное радостное волнение охватило весь караван.
— Отсюда реки текут уже в Амур! — восклицали казаки.
Сверху, с перевала, они смотрели, как таратайка увозила
старого чиновника. Спуск был крутой, но дорога по нему шла
зигзагами. Она спускалась к потоку, пробивающемуся среди гор к
широкой долине.
Кропоткин раскрыл китайскую карту и начал ее рассматривать.
Он пришел к заключению, что нижний поток — это какой-нибудь
приток реки Нонни, впадающей в Сунгари. Стало очевидно, что
до Амура уже нет никаких естественных преград. Осматривая с
перевала развернувшийся перед ним широкий простор, Кропоткин
уже знал, что путь к Амуру через Большой Хинган, открывать
который он шел, найден.
Молодой географ испытывал подлинный восторг от сознания
сделанного открытия.
Все казаки последовали примеру китайского чиновника и
привязали к ветвям обо по пучку волос из гривы своих коней. Только
один Кропоткин воздержался от этого суеверного обычая.
«Сибиряки вообще побаиваются языческих богов, —
рассказывал Кропоткин. — Они не очень высоко ставят их, но так как
считают их способными на всякую пакость, то предпочитают лучше не
ссориться с ними: отчего не подкупить их небольшим знаком
внимания!»
На перевале оказалась и другая достопримечательность: стояли
такая же вторая груда камней, покрытая сверху хворостом. Эти
была могила какого-то шамана или орочонского родоначальника.
С перевала вниз вел хорошо разработанный спуск. Всем
участникам экспедиции — и Кропоткину и казакам — было теперь понятно,
что прямой путь на Амур доступен: перевал и спуск совсем но
трудны.
Ведя наблюдения над рельефом, определяя высоту различных
точек, Кропоткин установил, что Большой Хинган — это не горный
хребет, как о нем рассказывали старики в Забайкалье, а обширное
и высокое нагорье, окруженное хребтами, разрезанное падями.
Нагорье это далеко тянется в направлении с юга на север по окраине
огромной степи, которая тоже приподнята очень высоко. Кро