пароход бросил якорь, то все купцы Гирина со всеми их служащими
оказались на берегу, вооруженные огромными изогнутыми
ржавыми китайскими мечами. Они получили их из старого арсенала.
Было такое впечатление, словно они собирались давать бой
какой-нибудь шайке, прибывшей на пароходе с целью ограбить их
лавки.
Пока участники экспедиции оставались на пароходе, в
китайских лавках торговали, но как только Кропоткин и его спутники
высаживались на берег, все лавки сразу закрывались: купцам
было запрещено продавать им что-либо. Нельзя было купить
никакого продовольствия. Через двое суток положение стало трудным, и
если бы власти не присылали на пароход кое-какую провизию в
виде подарков, отказавшись брать за них деньги, экспедиции
пришлось бы голодать.
Ежедневно с утра являлись два переводчика, и участникам
экспедиции приходилось разговаривать только с ними. Всему
остальному населению общение с русскими было строго
воспрещено.
Если бы целью экспедиции было установление дружеских
отношений с Маньчжурией, то дело можно было бы считать
провалившимся.
После такого приема экспедиции ничего больше не оставалось,
как сняться с якоря в обратный путь.
Приближалась осень. Погода изменилась, начинались даже
заморозки. Вода спадала. Нужно было торопиться, иначе был риск
зазимовать на Сунгари. Китайские власти боялись этой зимовки
больше, чем капитан парохода «Уссури», и они тут же снабдили
экспедицию всем необходимым для обратного пути.
После двух дней пребывания в Гирине, ничего не добившись от
местных властей, пароход «Уссури» )1 августа снялся с якоря в
обратное плавание.
«Мы можем сказать только, — писал Кропоткин, — что
население в Гирине живет очень тесно и что в нем очень оживлена
торговая деятельность. Расспросы переводчиков о количестве
населения ни к чему не привели, так как китайцы старались скрыть
истину. Поэтому пока мы готовы принять цифру Кимай-Кима —
150 тысяч жителей — как довольно возможную».
В Гирине и его окрестностях на притоках Сунгари строилось
громадное количество джонок для торговли. Экспедиция
встречала их немало на своем пути.
И все-таки, несмотря на неудачи, отправляясь в обратный путь,
участники экспедиции чувствовали себя удовлетворенными.
Основная цель их путешествия была достигнута. Выяснилось,
что от впадения в Амур до самого Гирина река Сунгари вполне су-
доходна. Капитан парохода «Уссури» Васильев и его помощник
Андреев были особенно довольны: они сняли подробную
навигационную карту. На обратном пути карта давала им возможность
итти полным ходом. Вопрос о судоходстве на Сунгари от устья до
Гирина был решен положительно.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
Обратное плавание по течению шло несравненно быстрее. По
дороге «Уссури» забрал оставленную баржу. Но и тут не обошлось
все гладко. Вода быстро сбывала, и пароход 12 августа сел крепко
на мель. Пришлось заночевать. А за ночь вода еще сбыла, и встал
вопрос: не придется ли «Уссури» зимовать или ждать нового
паводка.
Выручило желание китайских властей избавиться поскорее от
незваных гостей. Из Гирина пришло предписание: во что бы то ни
стало снять пароход с мели. Прислали людей на помощь.
«Когда сотни китайцев стояли в воде, — писал Кропоткин, —
безуспешно работая стягами, чтобы сдвинуть пароход, я соскочил в
воду, схватил стяг и запел «Дубинушку», чтоб под ее звуки разом
толкать пароход. Китайцам это очень понравилось, и при
неописуемых криках их тонких голосов пароход наконец тронулся и
сошел с мели. Это маленькое приключение установило между нами
и китайцами самые лучшие отношения. Я говорю, конечно, о
народе».
Потеряв два дня, «Уссури» двинулся дальше. Чтобы не
рисковать снова сесть на мель, выслали вперед шлюпку на промеры
и шли следом за нею. Как только шлюпка давала сигнал,
пароход становился на якорь, и начинали искать путь в другой
протоке.
Кропоткину это было очень наруку: он с товарищами
спускался на берег и пополнял собранные коллекции.
За сутки прошли сорок пять километров и к вечеру 15 августа
остановились на ночлег у водочного завода Нинюкен. Вокруг него
во все стороны виднелись дымки хуторов и деревушек. Этот
ночлег запомнился Кропоткину, и он так описывает пребывание на
заводе:
«К счастью нашему, на заводе не оказалось ни одного
чиновника, ни одного полицейского, а потому приняли нас как нельзя
лучше. Мы поднялись в гору мимо груды превосходной глиняной
посуды (глиняных кадок) и вошли во двор, обнесенный плотным
забором. Тут разбросаны были корыта и чаны, употребляющиеся
при выделке водки... Благодаря отсутствию чиновников нам
удалось хорошо купить водки, табаку и убедиться, до какой степени
ласков и любезен становится китаец, когда над ним не висит плеть
маньчжурского чиновника. Скажу только, что вид этой крытой
галлереи в Нинюкэн, с ясным небом, при свете бумажных фонарей
и огонька, над которым грелся чайник, среди любезных, хоть и
немного слишком любопытных, зато добродушных, услужливых
китайцев-работников, вероятно, у всех нас останется в виде
приятного воспоминания. Поздно разошлись мы по домам, провожаемые
китайцами с фонарями, и расстались друзьями, что никогда не
удавалось в присутствии чиновничества».
Ниже пароходу пришлось итти прежним порядком, высылать
вперед шлюпку для промеров, задерживаясь по временам на
якоре. Но вода все спадала, и риск застрять все увеличивался.
Экспедиция пыталась пригласить китайского лоцмана, но власти не
разрешили: они боялись, что лоцманы разболтают названия местностей
и сообщат путешественникам нежелаемые сведения.
Неожиданно капитан Васильев и команда обнаружили на мелях и
перекатах реки палки с пучками камыша или соломы. Оказалось, эти
судоходные знаки были поставлены по приказу властей, которые
боялись, как бы русские не зазимовали на Сунгари. Благодаря
этим «бакенам» пароход благополучно обошел мели и спустился
вниз.
Экспедиция познакомилась с рыбными богатствами Сунгари.
По всей реке сновали паруса рыбацких джонок. Куда ни бросишь
взгляд, всюду были видны рыбаки, тянувшие сети и неводы. На
отмелях повсюду сушились сети.
Но самое интересное зрелище представляла рыба. Она шла
массами. Ее было видно издали по множеству чаек, которые
носились над водой и выхватывали свои жертвы. Когда «Уссури»
пересекал такую стаю, рыба бросалась во все стороны, прыгала из
воды, и много ее гибло под колесами парохода.
Первые дни погода была превосходная, теплая, и плавание
было приятным. Затем полил мелкий холодный дождь. Несмотря на
судоходные знаки, опасность зазимовать становилась все более
возможной. Вода не переставала спадать. Провизии на пароходе
было только на несколько дней, а купить ее на берегу не
удавалось из-за запрета властей.
Приходилось торопиться, плыть, не останавливаясь, мимо тех
мест, где Кропоткина соблазняли или обнажения горных пород,
или исследования рельефа.
«Наконец добрались мы до Бодунэ, где в прежний путь нас так
хорошо принимали, — писал Кропоткин. — Тут, думали мы,
закупим провизии и тогда можем итти не спеша, если внизу вода
будет хороша».
Но расчеты не сбылись, и тут их опять встретили чиновники.