Путешественники должны были вернуться на пароход ни с чем и
плыть дальше.
Очень помогла на обратном пути глазомерная карта, которую
они сняли по пути вверх.
23 августа «Уссури» уже был на Амуре и бросил якорь у
станицы Михайлово-Семеновской. Все трудные места, на которых они
застревали в низовьях, теперь, при пользовании картой,
промелькнули, как в панораме.
«Прошли, ни разу не севши на мель, не заходя никуда и даже,
к великой радости маньчжурского начальства, не побывали в Сань-
сине», писал Кропоткин.
* * *
Все плавание продолжалось месяц и два дня. Оставалось
подвести итоги. Они оказались более значительными, чем Кропоткин
думал вначале.
Прежде всего, экспедиция установила, что Сунгари от устья до
Гирина пригодна для судоходства на небольших паровых судах, с
мелкой осадкой.
Затем на Сунгари были определены четыре астрономических
пункта. Это давало возможность создать географическую карту
реки и ее берегов.
О своей геологической коллекции, собранной им на Сунгари,
Кропоткин в своих отчетах не пишет, считая ее слишком бедной.
Метеорологические наблюдения, сделанные в течение месяца,
были ценны для суждения о местном климате во второй половине
лета.
«Вот все результаты, добытые нашей первой, быстро
пронесшейся по Сунгари экспедиции, — писал Кропоткин, — Нам
остается только пожелать, чтобы, при всей их незначительности, они
могли быть хоть сколько-нибудь полезными для будущих
исследований».
Путешествие это оказалось для Кропоткина и его спутников
нелегким. На обратном пути Кропоткин к тому же еще заболел
лихорадкой.
Но ничто не могло остановить молодого, неутомимого
путешественника-исследователя.
Возвратившись на Амур, он почти без отдыха отправился в
новое плавание по этой же реке.
* * *
Кропоткин и астроном Усольцев напечатали отчет о второй
экспедиции в VIII книге «Записок Сибирского отдела
Географического общества» (Иркутск, 1865). Отчет Кропоткина,
объединяющий обе экспедиции, называется: «Две поездки в Маньчжурию в
1864 году».
В 1890 году, когда начались работы по изысканию трассы
Маньчжурской железной дороги к Тихому океану, географы
разыскали отчеты и карты, составленные экспедицией Кропоткина.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ОЛЕКМИНСКО-ВИТИМСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Еще в детстве, в Москве, на Воробьевых горах и в
Сокольниках, Кропоткин видел огромные валуны — обкатанные гранитные
камни в два человеческих роста. Его учитель, студент Смирнов,
рассказал ему тогда, что эти гранитные камни оторваны от гор
Финляндии или Скандинавских гор. Древнее море покрывало некогда
весь север Европы и России. Море отрывало якобы от конца
ледников ледяные глыбы, как отламывает их и сейчас от ледников
Гренландии. Эти ледяные глыбы плавали, как и сейчас плавают
айсберги в Атлантическом океане.
Когда глыбы льда таяли, то валуны, которые лежали на них,
падали на дно моря. Долго странствуя на льдинах по
древнему морю, валуны попадали и на север Европейской России и
Азии.
Любимый учитель Кропоткина, Николай Павлович Смирнов,
студент Московского университета, прочел эту теорию у
английского геолога Ляйеля.
Но вот еще в самом начале своих путешествий по Сибири у
Кропоткина зародилось сомнение в правильности этой теории. Море
не могло покрывать тех обширных сибирских пространств, на
которых также встречаются и мелкие и крупные валуны из
обкатанных гранитов. Под ними и вокруг них совсем нет характерных
морских отложений — известняков и песчаника. Наоборот, всюду были
ледниковые отложения глины и пески, разнесенные реками и
притоками при оттаивании ледников; на глинах лежали бесчисленные
мелкие и крупные валуны и обкатанная галька.
Летом 1865 года Кропоткин отправился в Саянские горы, к юго-
западу от Иркутска. Из путешествия он привез много материалов,
также подтвердивших его сомнения в правильности теории Ляйеля.
«Поездкой я доволен, — писал он брату. — Вот так гольцы
удалось посмотреть! Лазили мы на очень неважные, впрочем «а
несколько сотен футов/выше верхнего предела растительности
(куполовидные), зато на них для меня ясны следы ледников. Большие
плоскости, совершенно гладкие, и борозды — некоторые указания
на бывшие здесь когда-то ледники. Материалов для обоснования
ледниковой гипотезы накопляется много, преимущественно
геологических».
Постепенно у Кропоткина складывалась новая теория,
объясняющая происхождение и распространение ледников, которая
подтверждалась его новыми наблюдениями и исследованиями.
Ледник при движении ломает на своем пути всякие преграды
и неровности, тащит за собой обломки горных пород, трет и
крошит их.
Трение льдов, обломков, камней и песка постепенно сглаживает
неровности долины ледника, обтачивает шероховатую поверхность
и закругляет в бугры. Ледник проходит по земле, как гигантский
рубанок, он дробит, обтирает камни и превращает их в валуны
и песок.
Места, по которым веками ползла ледяная масса,
превращаются в ряды полированных бугров — «бараньих лбов». Ледник
глубоко режет горные породы обломками камней, которые вмерзли в
него. От этого на горах образуются большие борозды, как будто
проведенные плугом. На Саянах Кропоткин находил много следов
такой работы ледников: обточенные гольцы с округлыми
вершинами, бесчисленные борозды на скалах — следы штриховки
ледниками.
Все это убеждало его, что здесь много веков назад были
грандиозные ледники вроде тех, которые покрывают сейчас
Гренландию.
Путешествия 1863—1865 годов уже дали молодому исследова-
телю большой материал для его смелой гипотезы о ледниковом
периоде в истории Земли. Каждый новый факт, подтверждавший
зародившуюся у него гипотезу, Кропоткин встречал с восторгом. Он
испытывал великое счастье большого и важного географического
открытия.
Совсем недалеко, считая по сибирским масштабам, от места
постоянной службы Кропоткина, от Иркутска, лежит обширный
край между Ленскими золотыми приисками и городом Читой на
реке Ингоде. Этот край простирается примерно километров на
тысячу двести — тысячу пятьсот с севера на юг. Оказалось, что этот
край почти не исследован. Кропоткин заинтересовался этой горной
страной и решил во что бы то ни стало там побывать. Экспедиция
в этот край могла дать молодому исследователю новый большой
материал для его смелой гипотезы о ледниковом периоде.
Исследуя Восточные Саяны, поднимаясь на высоты и перевалы,
он получил также много новых материалов о строении горных
систем Восточной Сибири. Теперь он настойчиво стремился в новое
путешествие через гольцы и тайгу. Эту экспедицию он назвал
потом Олекминско-Витимской. Ему казалось, что она внесет новое
в понимание рельефа Азии.
Его надежды впоследствии оправдались: действительно, это
путешествие дало много интересных наблюдений, и у Кропоткина
зародились новые идеи о строении материка Восточной Азии. Он
развил их в своей книге «Об орографии ' Восточной Сибири», а под
конец жизни считал этот труд своей главной заслугой перед
географической наукой.
* * *
Стремлению Кропоткина отправиться в неизвестный обширный
край мешала одна беда: у него не было средств для этого