ближайших обнажений, — все сидел и писал. Настрочил листах на
трех письмо в отделение, исправил остатки Педжа и написал на
6 листах письмо для «Биржевых ведомостей»...»
Работоспособность Кропоткина была удивительна. В те дни в
Крестовском он уже составляет первый отчет о своем плавании в
отделение Географического общества. Одновременно исправляет
свой перевод книги Педжа и пишет корреспонденцию в одну из
столичных газет.
Но и в кипучей повседневной работе он глубоко страдает
оттого, что у него нет достаточных теоретических знаний, что он при
всей глубине и остроте мысли все-таки еще географ-самоучка.
А тут еще непрестанная крайняя нужда в деньгах, мешающая
сосредоточиться на исследовательской работе.
«На умственном труде далеко не уедешь, — писал он, — а на
физический, кажется, и подавно плоха надежда. Выход, по-моему,
для всех нас один — умственный труд. А чтобы быть сильным
конкурентом, надо учиться, учиться и учиться, легче будет
бороться».
Однако долго задерживаться в Крестовском не приходилось.
Кропоткин и его товарищи по экспедиции сели на лошадей и
5 июня отправились по вьючной тропе на Тихоно-Задонский
прииск.
Надо было проехать около двухсот семидесяти пяти
километров по таежной дороге, которая была едва заметна. Экспедиция
прошла ее в течение восьми суток.
Не будь Кропоткин в зависимости от практической цели
экспедиции — найти прямой, короткий путь от золотых приисков до
Читы, молодой географ задержался бы в этих местах на месяц, а
может, и на все лето.
Но средства на экспедицию дали золотопромышленники,
которых совсем не интересовали научные открытия, и это вынудило
Кропоткина торопиться.
Геологические исследования в этом районе дали такой богатый
материал, что окончательно убедили молодого Кропоткина в том,
что господствовавшая в то время в геологической науке теория
оледенения неверна. Как установил молодой географ, область,
которую они прошли здесь по золотоискательской тропе, оказалась
высоким нагорьем. Это нагорье Кропоткин назвал Патомским, по
имени самой большой реки — Большой Патом, которая пересекает
его.
Вот как он описал этот путь:
«Глухая, молчаливая тайга, альпийская горная страна с ее
северным колоритом, с ее бешено ревущими пенистыми реками,
блестящими гольцами, глухими темными падями и ослепительными
наледями мало-помалу проносилась перед глазами. Рано утром
уже звонко раздавались в тайге десятки крупных и мелких
колокольчиков, которыми обвешана каждая крупная коренастая бойкая
якутская лошаденка, оседланная рослым, плечистым,
молодцеватым конюхом. К 11 часам мы добирались до одинокого
зимовья, с его одиноким сторожем, и через несколько часов снова
шли дальше, чтобы к вечеру добраться до следующего такого же
одинокого зимовья. К вечеру 12 июня мы уже прошли 250 верст
и были на Тихоно-Задонском прииске. Через месяц по выезде из
Иркутска мы добрались, таким образом, до исходной точки
предстоящего путешествия...»
Как ни скор был таежный переход, но он был весьма
поучителен. «Поднявшись с Ленской плоской возвышенности, изрезанной
глубокими долинами Лены и ее притоков, до хребтов,
опоясывающих плоскую возвышенность с юго-востока, мы пересекли здесь
первый, крайний член обширной горной страны, разостлавшейся на
350 верст в ширину, вдоль всей северо-западной окраины высокого
Витимского плоскогорья».
Следующее за ним, Патомское нагорье представляет горную
область, поднятую в среднем на высоту больше тысячи метров.
Отдельные вершины на ней поднимаются до тысячи пятисот
метров. Таежным жителям была давно известна одна из самых
высоких здешних вершин очень характерной формы. Эта вершина
называется Топторо. Кропоткин считал ее самой высокой на Патом-
ском нагорье. Она поднимается над берегом реки Кевкаты и
главенствует над окружающими гольцами. Поднявшись на нее,
Кропоткин определил ее высоту — свыше тысячи пятисот метров.
Поднимаясь на вершины гольцов Патомского нагорья и измеряя
их, Кропоткин видел перед собой целые ряды таких же горных
вершин, которые уходили далеко к югу. С виду они походили на
волны бушевавшего и застывшего каменного моря.
Между гольцами были глубокие и узкие долины — пади. Они
темнели густым лесом. На дне падей с шумом текли быстрые и
бурные речки.
Патомское нагорье размыто в разных направлениях ручьями,
речками и большими реками, которые разработали себе глубокие
долины, а между ними остались округлые вершины гольцов. На
гольцах не только не растет лес, но вообще нет никакой
растительности. На их склонах не держится снег, и они стоят
обнаженными и летом и зимой. Все же долины и пади заносятся очень
глубокими снегами.
Снега падают лавинами на дно падей и скопляются там. Ручьи
и речки промерзают до дна, и в падях крупных рек образуются
мощные наледи, многие из которых успевают растаивать лишь к
концу лета.
В июле, когда экспедиция Кропоткина шла в глубоких и узких
падях, встречались наледи до шести и более метров
толщиной. Трудно было итти по этим наледям каравану. Часто
приходилось двигаться вдоль падей и долин. Лошади скользили и, вместе
с тяжелыми вьюками нередко падая на льду, ранили себе ноги.
Их приходилось поднимать с большими усилиями. Движение по
наледям было так трудно и местами рискованно, что Кропоткин
предпочитал вести караван вместо льда по самой реке, жестоко страдая
от холодной воды.
Нагорье, расстилавшееся перед глазами путешественников,
было высоким. Буквально на каждом шагу Кропоткин натыкался на
множество валунов и других ледниковых отложений. Молодой
географ-исследователь спрашивал себя, каким образом в этой
горной стране, на высоте более тысячи метров, могли оказаться эти
валуны, а еще выше — бесчисленные глубокие борозды,
проделанные на склонах падей. И на этот вопрос твердо и решительно от-
вечал себе: конечно, здесь были мощные ледники, оставившие эти
валуны при движении льдов вниз по склонам долин и падей и
проделавшие эти борозды на склонах камнями, вмерзшими в дно
и бока ледников.
ч Кропоткин видел в некоторых падях и на склонах гольцов
Патомского нагорья подтверждение своей гипотезы о
существовании огромного ледяного покрова в геологическую эпоху,
предшествовавшую нашей.
Он убедился, что грандиозный и мощный ледник покрывал всю
область Патомского нагорья. Предположительно он решил, что
такие же мощные покровы льда были и в соседних областях Азии
и, вероятно, Европы. Было несомненно также, что после
образования Патомского нагорья на нем не было моря: тут не
встречалось ни малейших следов морских отложений.
Ледники когда-то покрывали огромные пространства на
материках Северного полушария, в Азии покрывали равнины Западной
Сибири, горные хребты Забайкалья, северо-восточную Сибирь и
распространялись по равнинам России до пределов Воронежской
области и северной Украины.
Эта теория Кропоткина о ледниковом периоде тогда была
совершенно новой и смелой в геологической науке.
Вторая идея, которая волновала КрЬпоткина на Патомском
нагорье,— это расположение и направление хребтов Восточной Азии.
Он неутомимо, как и во всех других своих экспедициях, сам
измерял высоты. Как известно, он определил высоту больше семисот