озерами.
И леса были совсем иные. После мрачного безмолвия
экспедиция попала в леса, полные жизни. Тут во множестве водились
непуганые звери. Птицы оглашали воздух пеньем и гамом. На
утренней заре они кричали все хором. Для лошадей был тут же, под
ногами, великолепный корм. Все вздохнули свободно — опасности и
трудности были теперь позади. Расчет Кропоткина оправдался
вполне. Истощенные лошади могли откормиться, отдохнуть и
набраться новых сил.
Теперь главной заботой Кропоткина было восстановить силы
людей и лошадей. И он объявил, что здесь они станут лагерем на
несколько дней.
Между реками Витимом и Муей караван пересек два больших
горных хребта с бесчисленным количеством горных отрогов. По
именам рек первый хребет Кропоткин назвал Делюн-Уранским, а
второй — Северо-Муйским. Долина Муи казалась
путешественникам после всего пережитого земным раем. Особенно радовался
Поляков; он усердно охотился и набрал большую зоологическую
коллекцию. В ней были и птицы и звери.
Однако здесь, как повсюду в Восточной Сибири, прелести «рая»
отравлял гнус. Комары и мошки немилосердно жалили, и для
спасения от них приходилось днем и ночью жечь костры. Только в
дыму можно было спастись и людям и лошадям от гнуса.
Сам Кропоткин отдохнул быстро, и скоро его начала тяготить
вынужденная остановка. На третий день после прихода в долину
Муи он писал брату:
«Устье реки Муи, 6.IV.1866 г.
Ну, Саша, пишу тебе с устья Муи. Треть дороги уже сделана,
теперь осталось всего каких-нибудь сто верст, правда через очень
скверный хребет, и мы будем в таких местах, которые находятся в
удобном сообщении с забайкальскими приисками, а на этих
приисках бывал едущий с нами господин из Читы. Следовательно,
теперь я уже не теряю надежды быть в Чите. Шли сносно, скучно
иногда — нет ни обнажений, ничего интересного, тайга, знай только
глаза оберегай.
Сидя в Иркутске, трудно вам даже составить себе понятие о
таежных удовольствиях. Здесь, на Муе, такие несметные силы
комаров, что до сумасшествия (временного, утешься) можно дойти, и
тебя 30 раз вспомнишь с твоими проклятиями лету. Жара более
22 градусов, дымокур в палатке, следовательно угар — мерзость
порядочная. Два дня ничего не в состоянии был сделать, подумать не
в силах, в жаре среди мошки дураком валяешься, весь мокрый;
ждем не дождемся второй половины августа. Как все это
благодетельно должно действовать на мозговую деятельность. Пять-шесть
лет так провести —- хорошо отупеешь».
* * *
Когда через несколько дней караван двинулся в путь, встретили
на Муе первых людей. Это были восемь якутских семейств —
первые поселенцы на Муе, переселившиеся сюда три года назад с
верховьев реки Куянды. Жили они в юртах. Неожиданностью было
увидеть тут поле ячменя, засеянного якутами. У них было десять
коров и пять лошадей.
На южной стороне долины высился горный хребет. Кропоткин
назвал его Южно-Муйским. Экспедиции предстояло пересечь
широкую долину Муи и переправиться через этот хребет, за которым
лежала тоже совсем неведомая страна, на картах обозначенная
белым пятном. Берестяная карта, которой руководствовался
Кропоткин, ограничивалась Северо-Муйским хребтом. Теперь уже
приходилось итти без всякой карты.
31 июля караван Кропоткина подошел к Южно-Муйскому
горному хребту. Каждый раз, когда приходилось подниматься на
высокогорные перевалы, казалось, что они опять попадут в
непролазную, суровую тайгу или в тундру среди гранитных гольцов. Но
здесь, на Южно-Муйском хребте, природа была несравненно
ласковей.
И все же подъем был нелегкий, и чем выше в горы забирался
караван, тем становилось труднее.
«Помнится мне, — писал Кропоткин, — как, измученные
подъемом, ждя лошадей в поводу среди кустарникового березняка и
кедрового стланца, мы с трудом поднялись на вершину и бросились
отдохнуть в мягкую подушку мохового покрова. Но вид, который
представился моему взору, заставил забыть всю усталость и тотчас
же взяться за карандаш. Внизу, под нами, шла узкая падь горного
ручья Давакита, а далее расстилалась широкая, верст на 20 или 30,
долина реки Муи, которую мы только что пересекли. Светлая
зелень болотистых лугов в долине перемежалась с темной зеленью
сосновых боров. Среди лугов там и сям мелькали блестящие
поверхности небольших озер. Вдали, почти на самом горизонте,
поднимались резко очерченные цепи гор Северо-Муйского хребта».
Кропоткин не расставался с походным альбомом и постоянно
делал в нем зарисовки, иногда на ходу быстрыми штрихами, а
когда было время, то создавал неплохие рисунки. Так он готовил
иллюстрации к своим научным отчетам. Впоследствии, в
Петербурге, когда печатались отчеты Кропоткина о путешествиях, по его
рисункам были сделаны гравюры.
С вершины Южно-Муйского хребта раскрывалась
величественная картина долины реки Муи. Кропоткин, любуясь красотой
окружающей природы, с волнением думал о том, что ждет их впереди
к югу, за Южно-Муйским хребтом.
Там оказалось обширное плоскогорье с невысокими холмами,
расположенными в верховьях Витима. Это плоскогорье Кропоткин
назвал Витимским. Его высота в самых нижних долинах оказалась
около тысячи метров.
На почти ровном Витимском плоскогорье виднелись темные
полосы лесов. Но эти леса были разнообразнее и богаче, чем в
долинах и падях Северо-Муйского хребта, где была одна лиственница
и только изредка попадались ель и сосна. На склонах
Южно-Муйского хребта росли лиственница, кедр, ель, сосна, пихта, береза,
тополь и ивы разных пород. За перевалом, на севере, тайга почти
безжизненна, а здесь, в лесной чаще, мелькали темные олени,
косули, лоси, встречались волки и медведи.
Наблюдая расположение горных хребтов, окаймляющих Витим-
ское плоскогорье, а также и других горных хребтов
северо-восточной Азии, Кропоткин все более и более убеждался в ошибочности
прежних представлений большинства географов о строении гор
Восточной Азии.
Размышления об истории образования этих гор и
возвышенностей не давали покоя молодому исследователю. Во время этой
экспедиции его предположения сложились уже в стройную теорию. Он
предполагал, что горные хребты северо-восточной Азии
расположены вокруг грандиозного плоскогорья, которое тянется с юго-запада,
от Памира, на северо-восток — к Берингову проливу.
* * *
Уже два месяца экспедиция находилась в пути, но все еще
конец пути был далеко.
С Южно-Муйского хребта предстояло спуститься на Витимское
плоскогорье, пересечь его, подняться на Яблоновый хребет и
оттуда спуститься в долину реки Читы. Но этот дальний путь по неиз-
вестной стране, который потребовал еще целого месяца, теперь
никого уже не смущал. По сравнению с пережитым ранее теперь
путешествие казалось нетрудным. Всем было ясно, что караваи
дойдет до цели, что бы ни случилось. Непролазная тайга и
трудные теснины падей остались позади. Теперь попадались большие
пространства топей и болот, но их можно было обходить. Лошади
подкормились и окрепли за неделю пребывания на Муе. Хуже
приходилось людям. Уже два месяца все питались только ржаными
сухарями да сушеным мясом, которые запивали чаем. Все
остальное продовольствие кончилось. Скоро пришлось сократить и