порцию сухарей.
Когда спустились с гор на Витимское нагорье, леса и рощи
стали перемежаться обширными лугами и сочной травой. Чем дальше
караван двигался на юг, тем меньше становилось лесов, пейзаж
стал принимать степной характер. И по мере продвижения к югу
степи становились суше. Климат стал мягче, на открытых местах
ветер отгонял комаров и мошек, на ночлегах люди хорошо
отдыхали.
В лугах и степях было свое животное и птичье население.
Тарбаганы, пищухи, полевки тысячами бегали в траве, а над ними
носились в воздухе соколы, орлы, сычи, нападавшие сверху стрелой
на свою добычу.
5 августа караван Кропоткина достиг реки Бомбуйко. Согласно
общему направлению на юг, Кропоткин пошел вверх по берегу этой
реки. Еще полмесяца пришлось итти по ненаселенным местам, и
19 августа экспедиция достигла золотого прииска Задорный в
Баргузинском округе. Караван впервые достиг жилых мест, где
мог возобновить запасы и люди могли хорошо отдохнуть.
Дальше путь шел уже по торной дороге, проложенной от Читы на
прииск.
Через три дня караван был на втором прииске — Серафимов-
ском.
30 августа подошли к верховьям Витима в том месте, где в него
впадает река Холоя.
Здесь переправились через Витим.
Еще через неделю ночевали на берегу большого Телембинского
озера и подошли к предгорьям Яблонового хребта,
представляющего южную окраину Витимского нагорья.
Перевалив через него по разработанной дороге, караван
спустился с Витимского нагорья и раскинул свой лагерь на берегу
реки Читы.
В ЧИТЕ
Под веселый мерный перезвон колокольчиков 8 октября караван
Кропоткина входил в город Читу.
Горожане высыпали на улицу смотреть на это необычное
зрелище. А когда узнавали, что караван прошел по дикой, нехоженой
тайге, горам и у!дельям тысячу двести километров, удивлению и
восхищению не было конца. Тысяча двести километров — это
расстояние по прямой по меридиану от Ленских приисков до Читы,
но в действительности проделанный караваном путь был намного
длиннее: сколько приходилось делать обходов, спусков и подъемов!
Кто бы узнал сейчас среди загорелых, закаленных
путешественников недавнего ученика аристократического пажеского корпуса,
каким был Кропоткин несколько лет назад!
Кропоткин был доволен и счастлив, пожалуй, больше всех.
Люди, которые доверили ему срои жизни, были здоровы и
закалились. Из пятидесяти лошадей сорок дошли до города Читы.
Якутские лошади были нагружены, пожалуй, не меньше, чем в день
выезда экспедиции. Правда, поклажа была другая: вместо запаса
черных сухарей и другого продовольствия в мешках лежали камни
с наклейками и другие коллекции, собранные Кропоткиным и
Поляковым в пути.
Материалы экспедиции, собранные на многих гольцах трех
горных систем — на Северо-Муйском, Южно-Муйском и Яблоновом
хребтах — и на Витнмском нагорье, имели большую ценность для
науки.
Как человек в высшей степени скромный, Кропоткин в своих
отчетах Географическому обществу почти не упоминает о всех тех
трудностях, лишениях и опасностях, которые пришлись на его долю.
Только в письмах к брату он признавался, что дошел до предцын-
готного состояния: у него вылезли волосы до половины темени.
«Моя лысина твою догоняет», шутил он. Расшатались и жестоко
болели зубы, но он надеялся, что в нормальных условиях это сразу
пройдет.
«Отвечая на вопросы удивленных обывателей, что пришли с
олекминских приисков, — писал Кропоткин, — мы замечали, что в
этом городке, живущем на Иркутско-Амурском тракте с его иркут-
ско-амурскими интересами, никто ясно даже не отдавал себе
отчета, где это олекминские прииски».
В Чите Кропоткин и его спутники сами удивлялись, как это они
одолели этот «непроходимый» путь.
Прошло немного дней. Кропоткин и его спутники быстро
отдохнули и стали забывать о перенесенных муках путешествия. Кропот-
кин радовался: он познал счастье больших теоретических
обобщений. В его уме сложились новые, смелые географические теории,
основывающиеся на большом научном материале, собранном им в
экспедициях.
* * *
Уже первый отчет об Олекминско-Витимской экспедиции вызвал
огромный интерес среди географов.
Когда в 1867 году в Петербурге Кропоткин сделал доклад в
Русском Географическом обществе, все тогдашние географы и
путешественники — члены общества — слушали его с захватывающим
интересом. Географическое общество присудило ему золотую
медаль за Олекминско-Витимскую экспедицию и избрало его
секретарем отделения физической географии.
Кропоткин позже опубликовал свои труды «О ледниковом
периоде» и «Об орографии Восточной Сибири», и они принесли ему
мировую славу.
Больше всего радовало Кропоткина, что он привлек внимание
ученых -- географов, геологов — и путешественников к далекому
сибирскому краю — к исследованию и изучению малоизвестной
окраины своей великой родины.
После Кропоткина основные черты рельефа Забайкалья
исследовали академик В. А. Обручев, профессор А. П. Герасимов и др.
По предложению академика В. А. Обручева, в честь первого ее
исследователя полоса гольцов, проходящих по Ленско-Витимской
горной стране, была названа хребтом Кропоткина. Это
название осталось в географической литературе и на картах.
Работа Кропоткина «Об орографии Восточной Сибири» была
долгое время настольной книгой для геологов и географов»
изучавших этот край.
Известный ученый Вознесенский, изучая Восточную Сибирь,
назвал именем Кропоткина голец в Становом хребте.
По ценности научных открытий и важности практических
результатов, по трудности и опасности, по проявленной Кропоткиным
предприимчивости и бесстрашию Олекминско-Вйтимская
экспедиция была самым значительным из всех его сибирских путешествий.
Кропоткин всегда был необычайно скромен в оценке своих
научных подвигов. В отчете об Олекминско-Витимской экспедиции
Географическому обществу он писал:
«Впрочем, кое-что, не лишенное интереса, удалось-таки собрать:
важно уже то, что нам удалось заглянуть в неведомый край и
пересечь это нагорье во всю его ширину».
Дальше он дал отчет на шестистах восьмидесяти страницах, к
своему отчету присоединяя и отчет своего друга И. С. Полякова.
«Читатель заметит, — писал Кропоткин, — что мы оба вовсе не
говорим о человеке. Самая главная причина этого та, что мы
людей почти вовсе не видали...
2—3 полуголодные семьи тунгусов попались нам на Витиме при
устье Нерчи, то-есть в самом начале похода; 5—6 якутских и
тунгусских семей попались лотом при устье Муи; 2—3 бурятских
семьи — на Енгандине».
Огромный край, по которому путешествовал Кропоткин, был
почти ненаселен.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПЕТЕРБУРГ
Кропоткин ясно понимал, что у него нет достаточных
теоретических знаний, чтобы обосновать свои смелые географические
гипотезы.
Военная служба связывала его: он оставался чиновником
особых поручений по казачьим делам при иркутском
генерал-губернаторе. Это отнимало много времени и отвлекало его от науки. Но
расстаться со службой было не так просто: все-таки она давала
средсгва к жизни. От доходов с имений своего отца Кропоткин