Так как я поставил перед собой задачу установить преемственность с путешествием д-ра Георга Швейнфурта, т. е. проникнуть в глубь страны до горы Багинзе или по меньшей мере получить координаты последней, я сократил срок пребывания в Ванди, чтобы по возможности еще до наступления дождливого времени добраться до цели. Этому помогло еще благоприятное стечение обстоятельств — мои носильщики были под рукой.
Зериба Ванди представляет контраст со станциями на востоке. Она выглядит очень уютно и благоустроенно. Расположение отдельных обширных усадеб среди плантаций, их свободное размещение придает ей живописную привлекательность, которой нет в узких изгородях и заборах, скученных на небольшом пространстве станций на Ниле. Тотчас видишь, что находишься в мирной стране среди миролюбивого населения. Усадьбы, часто расположенные далеко друг от друга и разделенные кустарниками или полями, огорожены легкой изгородью, могущей скорее служить препятствием для ухода скота или против ночных набегов гиен, чем защитой от враждебных нападений.
Ежевечерне негры устраивали танцы. Радость по случаю возвращения после долгого отсутствия была отпразднована в каждой хижине. Звуки рога и барабана наполняли воздух и стали, наконец, утомительными.
Голые фигуры негров, исполняющие танец фарандолу, в отблесках огромного костра из соломы дурры, на фоне ночи казались фантастическими.
Я ежедневно часами беседовал с Ахмет-Атрушем. Он рассказывал мне о странах, лежащих на юге. И я получил от него кое-какие сведения, которые, хотя и были им чаще всего переданы весьма неточно, оказались при последующих поездках правильными. Он рассказывал мне о стране Калика, о реке Кибби (он, однако, не знал, что это — Уэле {32}); о вожде Луггаре, живущем в семи часах ходьбы от Кибби, откуда на юг до людей Камразиса пять дней пути. Дружественные отношения между мной и Атрушем поддерживались в течение многих лет, и позже, во время второго моего путешествия, длившегося семь лет, я смог еще оказать ему услугу, которая доставила перед смертью последнюю радость человеку, поверженному в прах болезнью и несчастиями.
22 февраля 1877 г. мы оставили зерибу Ванди и продолжали свой путь на запад. Дорога шла параллельно хору Торре сначала через густые массивы трав, из которых лишь кое-где поднимались деревья. Примерно через час мы достигли зарослей кустарника, сменяющегося высокоствольным лесом у ручьев, текущих по лощинам к Торре.
Роскошно расцветает здесь растение, называемое «абу хамира», освежающие плоды которого быстро созревают на богатой перегноем почве. Стержни листьев в длину достигают 160 см.
Весь следующий день мы продолжали путь. Мой черный исхудавший осел из Суакина, с трудом дотащившийся до лагеря, перед нашим выходом околел. Это бедное животное не смогло вынести здешнего климата.
Я ехал впереди, сопровождаемый только моим маленьким Морджаном, и скоро обогнал спешивших вперед носильщиков. Вскоре после выхода из зерибы мы снова приблизились к Торре, тянувшемуся налево от нас по низменности, и пересекли его в лодке, выдолбленной из колоссального ствола дерева. Мы шли через холмистую местность, как и вчера, как и много дней до того. Вскоре мы оставили позади многочисленные деревушки макарака — местность, богатую зерном, и сделали длительный привал у хижины вождя Бара-фио, чтобы завербовать новых носильщиков и подождать отставших Фадл’Аллу и Коппа.
Здесь я впервые имел возможность видеть большое число негров макарака. Не вдаваясь в описание последних, следует отметить, что они отличаются от всех до сих пор мною виденных негритянских племен исключительным пристрастием к железным украшениям. Они носят дюжинами массивные железные обручи на руках и на шее. Во всех домах я видел запасы дурры, висевшей в початках в том виде, как ее сняли.
Мы ехали вперед много часов среди скошенных полей дурры. Поля часто располагались в зарослях кустарника, на открытых местах.
В этих зарослях часто попадалась Kigelia, отягощенная длинными, тяжелыми плодами.
Отсюда уже виднелась на юго-западе, на расстоянии нескольких часов пути, группа гор круглой формы, возвышающихся над равниной.
Это Гурмани, на которых живут некоторые вожди макарака; много раз я посещал наиболее уважаемого из них,
Дали. Вскоре мы подошли к деревушке шейха Бензико, миновали живописную рощу и, наконец, добрались до зерибы Кабаенди.
Кигелия
Зериба Фадл’Аллы, Кабаенди, состоит из большого числа отдельных дворов, большинство которых расположено по берегу хора Мензе. Общее впечатление менее благоприятное, чем от Ванди и Макарака.
Я и мои люди нашли приют в большой рекубе. Несколько тукулей было отведено для людей и багажа.
Первые дни прошли в обоюдных визитах. Все донколан-цы зерибы пришли передать свой салям и приветствовать меня, рассчитывая одновременно выпросить какие-либо подарки. В этом отношении негры производят более выгодное впечатление. Если они преодолели легко понятный страх, который держит их вначале в отдалении от белого человека, то охотно приходят снова, чтобы удовлетворить свое любопытство. Когда стало известно о возвращении Фадл’Аллы, приходили живущие далеко макарака, чтобы приветствовать управляющего зерибой. Многие из вождей привели с собой жен. У некоторых из них были довольно красивые лица, как, например, ужены Бензико.
Полное лунное затмение, наступившее 28 февраля после 7 часов вечера, привело магометанское население Кабаенди в плохое настроение. Они считали, что луне угрожает злой дух, дьявол Африт, и поэтому старались молитвами и оглушительным шумом, который создавался всеми имевшимися у них предметами, прогнать его.
Получив сведения о местностях, находящихся на севере и на западе от зерибы, я решил совершить поездку в горную местность, на север. Проводником был прикомандирован знающий местность донколанец Гассан. Прислуга была пополнена неграми. Утром, в день отъезда, появились две девушки, одетые в новые фартуки. Они должны были на зернотерке молоть для меня белую дурру (Feterita) и на круглых жестяных листах печь распространенный здесь хлеб кисра — тонкие лепешки, которые подавали почти ко всем блюдам.
Несмотря на то что для предстоящей поездки я решил взять не более десяти носильщиков (я брал с собой только самые необходимые вещи), процессия получилась довольно длинная, так как она составилась из отдельных носильщиков с горшками приготовленного теста на голове, из мальчика, ведшего козу, женщин и рабынь, Гассана и др. В качестве обменных вещей я взял передники, стеклянные бусы, немного меди и спирта.
В воскресенье, 4 марта 1877 г., мы вместе с Коппом предприняли свою первую поездку по округу Макарака. Гостеприимные хозяева устроили нам скромные проводы. Первый день пути вел к старой зерибе Фадл’Аллы. Это станция, находящаяся у хора Нембе.
От старой зерибы Фадл’Аллы я хотел направиться к маленькому селению, начальником которого был Ибрагим Гур-гуру, а затем посетить в горах отдельных вождей.
Мы шли в северном и северо-восточном направлении среди полей дурры мимо многочисленных деревушек негров макарака, пересекли хор Бабарра и хор Икана. Последний является границей области племени макарака. Далее начинается область племени мунду. Однако строгой границы не было. При мирном сожительстве отдельных народностей, живущих в области, часто группы деревушек одного племени перемешаны с деревушками другого.
Небольшое стадо из пяти-шести антилоп промчалось так быстро, что пули, посланные вдогонку, не попали в цель.
При спуске в обширную низменность перед нами вырисовывались горы, называемые неграми мунду Пенеис. После пятичасового перехода мы пришли в старую зерибу Фадл’Аллы, имевшую заброшенный вид. Большой тукль, в котором разводили голубей, был наибольшей достопримечательностью места.
Мы разбили лагерь под открытым небом, однако он все же выглядел благоустроеннее, чем голубятня. Ночь оказалась испорченной из-за москитов.