Я был также в Аравии, где главный город Мизр[103], на языке туземцев. Город этот, в котором считается до двенадцати тысяч домов, есть резиденция короля-султана, почитаемого королем королей и главою всех язычников. Он очень богат золотом, серебром и драгоценными камнями и содержит при дворе своем постоянно до двадцати тысяч человек. Нужно однако заметить, что никто не может быть королем-султаном, кто предваритетьно не был продан.
XXXVII. О числе королей-султанов во время моего пребывания между язычниками.
Внимайте, сколько было королей-султанов в продолжение того времени, в которое я там находился. Первым королем-султаном был Беркук (marochloch, Warachloch) затем некто Манташ (Mathas, Matthas), который, будучи взят в плен, был положен между двумя досками и распилен вдоль (nach der leng). Затем вступил на престол Абу-Саадат (Iusuphda, Ioseph), при котором я состоял восемь месяцев; он был взят в плен и казнен. Далее царствовали Джакам (zechem, Zacham) и потом Азахири (Schyachin, Syachin) который был посажен на железный кол, по обыкновению сего края, что из двух домогающихся престола победитель, пленивши своего противника, одевает его по царски, ведет в нарочно устроенный для этого дом с железными колами и сажает его на один из них так, что он у него выходит снова из шеи. И на этом колу он должен сгнить. После того соделался королем некто Малек-Ашраф (malleckchascharff, malleckchostharf)[104], который послал приглашения на свадьбу в Рум (rom) и во все христианские и прочие земли. Вот титул, который он присваивал себе в этих письмах[105]: Мы Абул-Наср (Balmander, Salbmander) самодержец Карфагена[106], султан благородных Сарацин, владетель Севиллы[107], владетель Иерусалима, местопребывания божественнного величия[108], Каппадокии[109], владетель Иордана, владетель Востока, источника кипящего моря, владетель Вифлеема, месторождения вашей святой Девы, племянницы нашей и Сына ее, нашего Внука Назаретского[110], владетель Синая, Тел-ел-Фараса и долины Иосафатовой, владетель горы Гермон, окруженной семьюдесятью двумя башнями, обделанными мрамором[111]. Владетель великой пущи, имеющей четыреста миль в протяжении и населенной семидесятью двумя народами[112]. Владетель рая и вытекающих из него рек, орошающих принадлежащую нам Каппадокию[113], страж пещер[114], могущественный император константинопольский, эмир Каламилы, могущественный император Газарии, владетель Сухого дерева, владетель Востока, Юга, Запада и страны, где похоронены Энох и Илия. Item покровитель первосвященника Иоанна в закрытой Брахмании и калиф багдадский, хранитель Александрии и основатель крепости Вавилонской, где были изобретены семьдесят два языка, император и король всех христиан, евреев и магометан и истребитель богов. Так он называл себя в письме, отправленном в Рум, с приглашением к свадьбе своей дочери, празднуемой в моем присутствии.
Можно еще заметить, что во владениях короля-султана существует обыкновение, что замужние женщины могут, во время их праздничной недели, забавляться, как знают, и даже посещать общество мужчин, без позволения своих мужей или кого бы то ни было[115]. Когда король-султан путешествует или принимает у себя иностранцев, он имеет обыкновение закрывать свое лицо, так что нельзя узнать его. Если ему представляется вельможа, то обязан предварительно три раза преклонить колена и целовать землю перед ним. Если посетитель язычник, то султан дает ему целовать руку; христианин же удостаивается только целовать рукав, которым султан покрывает руку свою. Во владениях короля-султана устроены по большим дорогам станции, где стоят лошади, упряженныее для вестников, им отправляемых и имеющих при кушаке своем колокольчик, который покрывается платком, пока не приближаются к станции. Тогда только они снимают платок и звонят колокольчиком. Лишь только на станции слышат этот звук, как им приводят лошадь уже убранную, и это повторяется до приезда к назначенному месту. Король-султан имеет подобное учреждение по всем дорогам.
103
Кажется, что Шильтбергер здесь, по рассеянности, писал Арабия вместо Египет, так как он тут же прибавляет, что главным городом упомянутого им края был missir, или miser, как этот же город им назван в главе XL, где прямо говорит, что христианами он был называем Cair, т. е. Каиро. Легко понять, почему он воображал, что туземное наименование Фостата (Мизр), неправильно Европейцами названного "старый Каиро" (S. de Sacy, Relat. de l'Egypte par Abd-Allatif, 424), также могло бытъ применено к городу Каиро, ибо в его время оба эти города до такой степени распространились во все стороны, что собственно слились в однн и тот же город, подобно Гамбургу и Альтоне, которые один из наших ветеранов 1812 года, без сомнения, смешал, когда хотел меня уверить, что из городов Германии, им посещенных, один только Альтона мог быть сравниваем с Парижем по шуму и движению на улицах своих. Де Ланнуа, превосходя ученостью нашего и баварского ратников, различает Каиро от Фостата или Misr (р. 80), который у него назван Вавилоном, т. е. именем, которое, действительно, перешло к Фостату от вавилонской колонии, переведенной в эту местность еще Камбизом (Норов, Пут. по Египту, I, 154).
Ныне еще часть Каиро и Фостата называется Коптами Боблион, т. е.
Иногда, впрочем, смешивали эти два города и некоторые летописцы времен крестовых походов, напр. Арнольд Любекский (Die Geschichtschr. d. Vorzeit, XIII JH, III, р. 283), которые до того запутались, что смешали даже Евфрат с Нилом: d nu man muss wissen dass der Euphrat und der Nil ein und dasselbe Gewaesser sind.
Впрочем, упомянутая ошибка Шильтбергера нам объясняется уже следующими словами де Ланнуа: est a savoir que le Caire, Babillone et Boulacq (как еще ныне называется небольшой соседственный Каиро город, названный Норовым [р. 140] египетским Манчестером, по причине фабрик, устроенных в нем Мегеметом Али) furent jadis chacune une ville a par lui, mais a present (1422) s'est tellement edifiee que ce n'est qu'une mesme chose, et y a ancune maniere de fossez entre deux plas sans eaue, combien qu’il y a moult de maisons et de chemins entre deux et peut avoir du Kaire a Babillone trois mille et de Boulacq au Kaire trois mille. Большому пространству, занимаемому этими тремя слившимися в одну массу городами, соответствовало, нет сомнения, число их жителей, по крайней мере пока они не лишились значительной части своего населения, "et especialement", как говорил де Ланнуа (р. 80), "depuis environ vingt ans", перед собственным его там пребыванием. Действительно, мы узнаем от Абул-Магазина, приведенного Вейлом (11, 125), что, в царствование султана Фараджа (1399-1412), Египет и Сирия подвергались разного рода бедствиям. К нашествиям Монголов и к беспрестанным внутренним войнам присоединились разбои европейских моряков, голод и чума, так что население этих стран уменьшилось двумя третями. Число жителей, именно в городе Каиро, полагалось неимоверным. На него указывали, как на многолюднейший город в свете, и уверяли, что он заключал в себе более жителей, чем вся Италия, и что число бродяг, в нем проживавших, было значительнее, чем все население Венеции. Впрочем, Брейденбах (cf. Webb, A survey of Egipt and Syria, undertaken in the year 1422 by S. G. de Lannoy, в Archaeologia etc. XXI, Lond. 1827 р. 376), передавая эти известия, весьма кстати замечает: Audita refero — neque enim ipse numeravi. Шильтбергер, вероятно, не поступил иначе, когда наделяет город Мизр столькими улицами, сколько он же полагал домов в Каффе; может бытъ, даже он этими числами хотел только дать почувствовать своим читателям, сколь велико было различие между этими двумя городами, в отношении к их населенности. Можно, впрочем, взять в буквальном смысле то, что он говорит о 20.000 человек, составлявших дворню султана; нужно только допустить, что он имел тут в виду обитателей цитадели каирской, т. н. "Нагорной крепости, о которой де Ланнуа выражаетя следующим образом: "est le dit chastel moult grant comme une ville fermee et y habite dedens avec le soudan grant quantite de dens, en especial bien le nombre de deux mille esclaves de cheval qu'il paye a ses souldees comme ses meilleurs gens d'armes a garder son corps, femmes et enffans et autres dens grant nombre". В 1778 году, в замке этом полагалось даже до 30.000 человек, на половину воинов (Parsons, Travels p. 302; ap. Webb, 1. c. p. 380).
Говоря, что нельзя было сделаться султаном, не будучи предварительно проданным, Шильтбергер также совершенно прав, так как войско Мамелюков, состоящее, как уже видно из их имени, из прежних невольников, присвоило себе право располагать престолом, по смерти султана, для кого-либо из среды своей. Де Ланнуа, который не менее Шильтбергера был поражен этим злоупотреблением, отзывается о нем следующим образом (р. 83): "Item, ne se fait icelui soudan jamais naturellement de la nacion de nulz d'iceulx du pale, pour ce que les gens d’iceulx pais sont trop meschans et de trop foeble condicion a bien garder leur pais, comme ils dient, ainchois le font d'aucun admiral esclave qui par le sens, vaillance et grant gouvernement de lui se scaura tellement advanchier qu'il aura acquis puissance et amis du soudan et des autres amiraulx et esclaves, sy que, apres la mort du soudan, par les choses dessus dictes il sera seigneur. Et est ainsi que par puissance et par parties qui les soustiennent, et nonobstant cesy ect il toujours en doubte et peril d'estre boute dehors par aucun autre dit admiral qui sera puissant autour de luy, soit par trahison ou par autres bendes qui seront favorables a celui admiral contre luy".
104
Из числа лиц, царствовавших или домогавшихся престола в Египте, во время пребывания Шильтбергера на Востоке, он прежде прочих припоминает султана "marachloch", или "Warachloch", и сына его Иосифа или "Iusuphda", в коих мы узнали (Гл. XI прим. 1) Беркука и сына его Фараджа. Кроме этих двух султанов, он говорит о каком-то "Mathas", или "Matthas", царствовавшем между ними. Наконец, исчисляет еще трех преемников Иусуфды: Zechem, или Zachan, Schyachin, или Syachin, и malleckhchascharff или Mellekhostharf, которого немного ниже называет "Balmander", или даже "Salbmander", по изданию 1814 года.
Не трудно угадать, что оба эти имени могут быть отнесены только к султану Бурсбаю, царствовавшему от 1422 до 1438 года и принявшему, при восшествии своем на престол, по господствовавшему в крае обычаю, титул
Что касается Цехема или Цакана Шильтбергера, то можно, не ошибаясь, видеть в нем губернатора Сирии Джакама, который, возмутившись против Фараджа, был признан султаном в Сирии, но затем погиб в войне против Кара Иелека в 807 году магометановой эры.
Труднее сказать, какого именно из преемников Фараджа Шильтбергер разумел под своим Шиахин. Если судить по одному только сходству имен, то казалось бы, что он говорил о Шейх-Махмуде, царствовавшем в Египте до 1421 года и вступившем на престол после калифа Аббаса Алмустайна, который, по убиении Фараджа в 1412 г., сам несколько месяцев соединял в своем лице светскую власть с духовной. Но так как Шейх-Махмуд скончался в глубокой старости естественною смертью, то не мог иметь ничего общего с Шиахином, о мученической смерти которого Шильтбергер передает нам подробности, обличающие в нем очевидца его пытки. Ни один из прочих предшественников Бурсбая (Ахмед, старший сын Махмуда; упомянутый иеродиаконом Зосимою "царь Тотар" (Thater) и Могаммед, младший сын Махмуда) не претерпел участи Шиахина; поэтому остается только признать его за одно и то же лицо с губернатором Сафада Ацахири. Действительно, последний, поднявший знамя бунта в самом начале царствования Бурсбая (Weil, II, 169), был затем оставлен своими приверженцами, должен был сдаться и предан пытке (1423 г.), а потому мог быть подвержен тому жестокому роду наказания, о котором говорит Шильтбергер.
105
По Нейману (пр. 193), это письмо, равно как и титулы, в нем присвоенные султану, были выдуманы Армянами, по рассказам коих Шильтбергер передает их нам. Но и в этом случае издателъ его записок должен был стараться отыскать настоящее значение этих странных титулатур, дабы не давать повода думать, что Шильтбергер, действительно, иногда сам не имел
Что же, во-первых, касается факта, что Бурсбай обратился письменно к разным христианским государям по случаю свадьбы своей дочери, то я в подобном поступке не нахожу иичего удивительного со стороны монарха, который находился в коммерческих и дипломатических сношениях с морскими республиками Италии, с королями аррагонским и кипрским и греческим императором, к которому назначено было, может быть, письмо, адресованное в rom, так как Шильтбергер под этим словом мог разуметь Рум и так как это имя означало тогда Грецию и даже турецкие владения в Европе и Малой Азии. Во-вторых, касательно же титула Бурсбая, был ли он выдуман или нет, я считаю не лишним списать его здесь сполна, дабы читатель мог его сравнить с переводом, поставленным мною в тексте, равно как и с примечаниями, коими я стараюсь оправдать tant bien que mal этот перевод. Замечу только предварительно, что следует только припомнить пышные выражения, которыми наполнены титулы владетелей восточных стран, чтобы допустить, что Бурсбай мог назвать себя владетелем разных земель, которые ему не принадлежали и на которые ни ему, ни находившемуся под его покровительством калифу, никогда не приходило на мысль осуществить свои притязания.
Вот титул по обеим рукописям. Имена, поставленные в скобках, относятся к изданной Пенцелем:
"Wir Balmander (Salbmander) allmachtiger von karthago, ain Soldan der elden Saracien, ein herr zu zuspillen (Puspillen) aiu herr des obristen gots zu Iherusalem, zu capadocie (Kappadocia) ein her jordans, Ein herr im orientenland, da das siedent mer usz gat, ein herr zu bethlahen, da uwer frow geboren ward, unser nifftel und ir sun unser neff von nazareth, Ain herr zu synay, von Talapharum (Capernaum) und des tals ze josaphat, Ein herr zu germoni, (Sormoni) an dem berg sint gelegen zwen und subentzig turen all verpracht mit marbelsteinen. Ein herr des grossen forsts, vierhundert mil lang und wol besetzt mit zwein und subenzig sprachen. Ein herr des paradis und der wasser, die dorusz fliessent, gelegen in unserm land capadocie (Kappadocia), ein vogt der hellen (Holle), Ain gewaltiger kaiser zu Constantinoppel, amorach von kaylamer (Aroch von Keylamet), Ain gewaltiger keiser zu galgarien, Ain herr des durren boms (des Thirmbaues) ain herr, da die sunn und der mon uff gat und zugt vom hochsten zum letsten, ain herr da enoch und helyas begraben sint. Item ein beschirmer des ersten priesters johan in der verschlossenen rumany (Rimaney) und ein veramunder zu wadach, Ain bewarender zu Alexander (Alexandrien), Ain anheber der vesten Stat zu Babilonie, da die zwo und subentzig sprach inn gemacht wurden, kaiser kuenig aller kueng. Ain herr Cristen, Iuden und haiden, Ain maeg (Freund) der goetter).
106
Нужно сознаться, что, называя себя самодержцец Карфагена, Бурсбай впал бы в анахронизм, так как ему разве могли принадлежать одни только развалины города Дидоны. Однако, если взять во внимание, что город Тунис, на который султан мог иметь притязания или как преемник Фатимидов, или же как покровитель аббасидского халифа, обстроился на счет древнего соперника Рима в ближайшем его соседстве; если, кроме того, припомнить, что в Африке еще не было забыто прежнее величие Карфагена (Silv. de Sacy, Desc. de l'Egipte р. Abd-Allatif. p. 518 seqq. и Lee, The travels of Ibn Batuta; р. 4), — то не было бы невозможным, что имя его поставлено в титул для означения Туниса. В противном случае, я спросил бы, не писал ли Шильтбергер, по какому-нибудь недоразумению, Карфаген вместо Каирван: как известно, одно из главных святилищ исламизма, почему и мог занимать первое место в титуле первого из мусульманских владетелей, тем, более, что, по Абул-Феде (II, 198), город "Cayroan" считался самым красивым городом в Магребе.
107
Сказанное только что о Каирване могло бы также быть применено к Сицилии, некогда принадлежавшсй Аглабитам, и еще удобнее к Севилле, названной
108
Так, по крайней мере, тот же самый султан Бурсбай называет себя в письме своем, от 833 года геджры, к мирзе Шах-Роху, сыну Тамерлана (S. de Sacy, Chrestomathie arabe I, р. 324). Таков также мог быть смысл слов, худо переведенных Шильтбергером: des obristen gots etc. Это выражение, будучи заимствовано с еврейского, для него осталось загадочным.
109
В переводе своем я оставил слово Каппадокия, не зная, каким другим словом следовало бы его заменить. Ибо, вероятно, оно не находилось на этом месте, так как ниже еще раз упоминается Каппадокия, и невероятно, что Бурсбай или, пожалуй, изобретатели его титула, два раза записали бы в оный одну и ту же страну. В приведенном письме к Шах-Роху, Бурсбай называет Иерусалим "преподобным": может быть и тут стоял подобный эпитет, а не имя провинции, которой не было места между Иерусалимом и Иорданом. Также может статься, что провинция эта, по описке, попалась в титул вместо города Капернаум, ныне Тел-гум (Ranmer I. с. 131), где сохранились многие развалины, в том числе остатки здания, величием и великолепием своим превышавшего все, что Робинсон видел в Палестине.
110
Я не смел пропустить в своем переводе это место, хотя убежден, что его в оригинале не было, или что оно попало туда сполва по той причине, что Шильтбергер от самого титула не различал те объяснения, которые сообщивший ему копию титула считал нужным прибавить от себя. Но и в этом случае Шильтбергер, не будучи посвящен во все таинства ислама, вероятно, перетолковал по-своему смысл тех слов, которые действительно, могли встречаться в титуле. Так, напр., он мог себе вообразить, что султан, действительно, хотел выдать Спасителя за своего внука или племянника (
Подобное недоразумение могло побудить Шильтбергера думать, что Бурсбай гордился своим родством с Матерью Божиею, что невероятно со стороны султана, при уважении, которым и она пользуется у магометан.
111
В средних веках немецкие авторы, в стихах и прозе, часто упоминают о семидесяти двух языках и народах, или потому, что таково было число учеников Спасителя, или по той причине, что это число основывалось на немецкой дуодецимальной системе (Germ. 1, 217 cf. Zingerle, Eine Geogr. aus dem XIII JH. Wien. 1865 р. 56).
Впрочем, не только у потомков Тевта, но и у Азиатцсв число 72 употребляется для означения большого количества, как я мог бы, в случае надобности, доказать многими примерами, кроме тех, которые встретим тотчас. Замечу только, что таково было как раз число колен сирийских, сект магометанских, мудетеидов персидских, башен Джезире-бен-Омара и проч. и проч.
Поэтому упомянутые в титуле семьдесят две башни горы "germoni" легко объясняются заметкою Робинсона (Raumer, 1. с. 33), что гора Гермон опоясана храмами (ist von Tempeln umgurtet), разумеется развалившимися. Подобно тому, как эта гора поименована Sormoni в издании 1814 года, в нем читается Capernaum вместо
112
Эта пуща могла находиться на одном только Кавказе, покрытом дремучими лесами и имеющем в протяжении, a vol d’oiseau, в самом узком месте перешейка, как раз столько миль, сколько Шильтбергер полагает для своего леса. ІІритом 72 языка, которыми в нем говорили, припоминают нам 72 народа, обитавшие по Истахри (Dorn, Geogr. cauc. 521), на Кавказе и говорившие, каждый, особенным языком, равно как и 72 народа, заключенные Адександром за воротами каспийскими (Lelewel, Geogr. du m. a. Epilogue, р. 109), тогда как, по другому преданию, Могаммед, на смертном одре своем завещал своим приверженцам покорение этой страны, которая ему была особенно дорога, почему и разные секты магометанские ставят ее, в отношении святости своей, выше Мекки и Медины (Mouradgea d’Ohsson, нем. пер. II, 182).
Поэтому не было бы удивительным, если бы владетель Египта, который мог считать себя законным преемником основателя Александрии и стены Дербендской, в титул свой вместил страну, которая была его родиною и по понятиям его единоверцев пользовалась особенным благословением.
113
Если султан египетский мог иметь притязания на леса Кавказа, то не должен был забыть Каппадокию, которая ему отчасти действительно принадлежала и куда он имел право поместить рай. Ибо, на подобие евреев и христиан, магометане полагали, что этот сад лежал в прекрасной стране (Адн), орошаемой рекой чудною, источником Евфрата, Тигра, Джихуна (Pyramus древних) и Сихуна (Sarus), которые все протекают или в Каппадокии или в ближайшем ее соседстве, так что Бурсбай мог столь же мало удалиться от действительности, и даже менее, чем наши ученые, которые полагали найти библейские реки Геон и Фисон или в Оксе и Яксарте (Гаммер), или в Араксе и Фазе (Бругш), или же, наконец, в Волге и Инде (Раумер).
114
Двенадцатый и последний имам, потомок Алия, Могаммед пропал без вести, двенадцати лет от роду (в 873 г. нашей эры), в одной пещере близ Серменрея, в 50 верстах от Багдада. Это событие подало повод к образованию разных религиозных мнений, более или менее эксцентрических, касательно его природы и воскресения. Шииты именно воображают, что этот Меди, или судья небесный, все еще живет в своей неизвестной пещере и ожидают его возвращения с такнм же нетерпением, с каким евреи ожидают появления Мессии. Сунниты довольствуются уверенностью, что он явится при конце мира, в сопровождении 300 небесных духов, и склонит все народы к принятию ислама (Mouradgea etc. I, 52).
Без сомнения, все это еще не доказывает, что я был прав, возлагая на султана египетского охранение этой пещеры, на том основании, что он у Шильтбергера именуется "ein vogt der hellen". Поэтому я охотно согласился бы, если бы это от меня потребовали, что здесь речь идет скорее о городе Helle (al-Halle, ныне Hilleh), занимающем отчасти местность древнего Вавилона и славном по находящимся в его окрестностях святилищам: Кербела и Мешед-Али, "campo santo" шиитов (Ritter, XI, 842, 869, 955).
Я даже мог бы допустить, что султан, вместо того, чтобы называться стражем гробниц Алия и Гуссейна, объявил себя покровителем Еллинов или какого-либо другого народа. Но никак уже не понимаю, каким образом Шильтбергер мог до такой степени забыться, чтобы выдавать султана за покровителя ада, "Beschutzer der Hoelle", как сказано в издании Пенцедя (104), по которому тем не менее Бурсбай гордился титулом приятеля всех богов, "aller Goetter Freund", на том основании, что у Шильтбергера он называет себя
Труднее будет дать себе отчет о том, почему султан египетский мог назвать себя императором константинопольским. Заметим однако, что в приведенном письме своем к сыну Тамерлана (Chrest. arabe, I, 324) он выражается, между прочим, следующим образом: Владыки зсмли явились со всех сторон, чтобы изъявить мне свою покорность: царь ормузский, султан гиснский (Hisn, в Месопотамии), сын Карамана; эти самодержавные вдадетели, султан
Не довольствуясь покорностью, изъявленной ему владыками земли, Бурсбай, как настоящий деспот, домогался, кажется, и владений на небе: по крайней мере, магометане переносят туда гробницы Эноха или Эдриса и патрона путешественников Илии, который, по мнению также Евреев, был перенесен на небо (Mouradgea d’Ohsson, I, 51 и 111).
Разные другие титулы, присвоенные Шильтбергером султану, хотя менее пышны, но зато еще более загадочны. К ним принадлежит: Aroh von Keylamet издания 1814 года, превращенный в Неймановом в amorach von Kaylamer.
Если будем держаться последнего чтения, то мы в праве спросить, не разумел ли Шильтбергер под своим Kaylamer остров Калимерос, мимо которого проезжал, около 1115 года, наш игумен Даниил в своем путешествии из Лаодикеи к мысу Хелидонии. Но так как г. Норов (Пут. игумена Даниила, С.-П. 1864, 154) показал, что остров Калимерос не мог не быть
Без сомнения, Марино Сануто (Secreta fidelium etc. р. 221 у Pauthier, 1. с. CXXXII, пр. 1) в следующем месте говорит о них: Tartari autem sequenti anno (1260) violenter irrumpentes, ceperunt Alapiam, Harem, Hamam "Calamelam" et Damascum. Так как замок Каламела, или Каламилла, поставлен в ряд с главными городами Сирии, то да позволено будет заключить, что важность его, в отношениях коммерческом или стратегическом, должна была возрастать в течение полувека, протекшего с тех пор, как он был посещен пиллигримом ольденбургским. Действительно, этот пункт не ускользнул от внимания итальянских моряков, ибо он отмечен на составленных для них картах XIV столетия, хотя в виде более или менее искаженном. Так, напр., на одной из карт атласа Каталанского мы встречаем на его месте приписку Caramela, явно тождественную с именем Cramela, отмеченным автором Secreta fidelium (cf. Vivien, I, 519) на своей карте около Исского залива, названного у него же golfo de Cramela.
В его время город сего имени означал границу между владениями египетского султана и Малой Арменией. Первый поэтому, по причине важностн сего передового пункта, мог считать для себя не унизительным называться
Следующее затем имя "Galgarien", Галгария, могла означатъ Гевгарию, тем более, что эта албанская область, подобно прочим частям сего края, уже подвергалась тогда нашествиям Турок, и что в ней именно набиралась отчасти милиция египетских мамелюков. Однако, так как Гевгария слишком мала, чтобы могла быть удостоена названия империи, то я в Галгарии Шильтбергера предпочел бы видеть Болгарию, которая в его время уже входила в состав Турецкой империи. Впрочем, я даже согласился бы признать Галгарию за худое чтение вместо Газарии, т. е. генуэзских владений в Крыму, откуда вывозили в Александрию много товаров, в том числе и невольников, к коим принадлежали многие из тогдашних египетских сановников. Тем более султан сего края должен был считать себя в праве упоминать в своем титуле о Газарии, что она была подвластна хану кипчакскому или
Что это высокое значение не помешало султанам брать под свое покровительство и христианских монархов, явствует из дружеских отношений, в которых он, обыкновенно, находился с императорами или королями абиссинскими, к числу коих принадлежал, бесспорно, Шильтбергеров священник Иоанн.
Ныне уже нельзя усомниться в том, что Марко ІІоло (изд. Pauthier, I, 1. с.) сказал, как обыкновенно, совершенную правду, когда утверждает, что в его время потомок священника Иоанна, по имени Георгий, был начальником провинции в Китае, и что этот наместник исповедывал католическую веру, принятую прадедом его, начальником Кераитов Ованг-ханом, погибшим в борьбе с Чингисханом, или же, как старались недавно показать (Oppert, Der Presbyter Iohannes, Berlin, 1864 cf. Peschel, 1. с.) — Корханом каракитайским, о котором говорит Рубруквис (ed. D’Avezac, 260) и в котором узнали прадеда губернатора Георгия.
Как бы то ни было, по мере того, как сношения Европейцев с внутреннею Азиею становились менее тесными, и как, вместе с тем, распространялись сведения о существовании к югу от Египта христианского государства, на которое Армянин Гайтон уже обратил внимание папы De Tartaria, с. 57 ap. Webb, 1. с. р. 394 пр. f.), — в Европе начали превращать христианских вдадетелей Нубии и Абиссинии в священинка Иоанна. ІІодобно Шильтбергеру, де Ланнуа (ed. Mons, 93) другого не знает, с тем только различием, что он ничего не говорит о зависимости священника Иоанна от султана египетского, под покровительством которого он состоял, по Шильтбергеру. Даже странствующий рыцарь, внимательно исследовавший особенности края, хотя и не мечтал о плане Лессепса, но зато открыл, что владетель Египта находился некоторым образом в зависимостн от "христианнейшего" монарха, так как последний мог "detourner le cruchon du Nil", чего и не замедлил бы сделать, если бы не боялся уморить голодом обитавших в Египте в большом числе хрнстиан. В другой главе (ed. Webb. 388), где де Ланнуа говорит о тех же христианах, он их называет "Chretiens de la ceinture", по мнению английского толкователя его, вследствие указа, обнародованного еще калифом Мотуакекком в 856 году, и по которому христиане и евреи прннуждены были носить широкий кожаный пояс (ceinture). Кажется однако, что со временем это наименование перешло от египетских христиан к несторианам или якобитам вообще, и что, по сей именно причнне священник Иоанн царствовал, по Шильтбергеру: in der
Ясно, что автор смешивает Грузинцев с Абхазами, а последних с Абиссинцами, как это часто делалось другими прежде и после него. Так, напр., Карамзин (III пр. 282) приводит, в числе бумаг архива Кёнигсбергского, письмо великого магистра немецкого ордена Кондрата фон-Юнгинген, отъ 20 января 1407 г., на имя абассийского короля или священника Иоанна (Regi Abassiae sive Presbitero Iohanno). "Здесь" — прибавляет Карамзин — "Abassia означает не Абиссинию, но кавказскую Абазу или Авхазию". Подобным образом читается в хронике Альберика (cf. d’Avezac, Relat. des Mongols p. Duplan de Carpin 161), что легат Пелагий misit nuntios suos in Abyssiniam terram et Georgianorum, qui sunt catholici, тогда как, в свою очередь, вдова литовского вельможи Монивида, происхождения монгольского и родственница Тамерлана, подписывается, между прочим: Zofia .... kniahinia Mingrelii, Georgii, Czerkicsov Komanskich, hrabina
Достоверно то, что дружба между абиссинским "negus Christianissimus" и султаном египетским редко была прерываема, может быть, потому, что их удерживал взаимный страх. Не такого рода было чувство, питаемое Бурсбаем к кадифу, у которого он мог даже заимствовать его титул, узнаваемый мною в слове vormunder (опекун), которое стоит у Шильтбергера в связи с именем славной некогда резиденции калифов. Наконец, тогдашний покровитель или опекун их мог называться, как читается в мнимом или действительном их титуле, хранителем или комендантом Александрии и соорудителем крепости вавилонской, т. е. Нагорной крепости каирской, хотя она и прежде существовала, но к которой он разве сделал новые пристройки.
115
Кажется, что египетские дамы под конец слишком уже употребляли во зло вольности, которыми в то время, когда ІІІильтбергер был в их стране, пользовались в праздничные дни. Так, по крайней мере, можно себе объяснить чрезвычайно строгие меры, принятые султаном, при конце своего царствования (1432 г.) против прекрасного пола (Weil, II, 208). Между прочим, было запрещено женщинам без исключения выходить из дому, так что те из них, которые не имели мужей, были в опасности умереть с голода. Тем не менее, это строгое предписание было затем отменено для одних лишь старух, тогда как молодым женщинам дозволяемо было разве только ходить купаться, под тем однако условием, чтобы они из бани немедленно возвращались домой.
Другим указом султан (Weil, II, 168), еще в начале своего царствования, отменил старинный обычай, что те, которые ему представлялись, должны были целовать землю. Он довольствовался тем, что лица, являвшиеся пред ним, обязаны были, смотря по чину своему, целовать или руку его, или же край его халата. Вскоре однако же его уговорили восстановить прежний обычай, с тем лишь смягчением, что следовало целовать руку свою, положивши ее на землю, вместо того, чтобы целовать последнюю. Однако, так как в числе его царедворцев находились, вероятно, приверженцы du bon vieux temps, и как между ними не могло недоставать и льстецов, то Шильтбергер, быть может, и прав, уверяя, что в его время еще существовал обычай целовать землю, когда представлялись пред султаном. По крайней мере, было бы, по моему мнению, ошибочным выводить из его слов заключение, что он долженствовал быть в Египте до того времени, когда Бурсбай, в первом году своего царствования, приказал отменить обычай, столь же смешной, как и варварский.
То, что Шильтбергер говорит, в сей же главе, об обыкновении монархов Востока снабжать посланников, которыми взаимно пересылались, многочисленною свитой, равно как и о церемониях, связанных с принятием этих посланников, совершенно согласно с правилами этикета турецкого и монгольского, как это Россия неоднократно должна была испытывать. Известно, что она владычеству Монголов также обязана учреждением, гораздо более полезным, т. е. почтовым сообщениям, устроенным почти таким же образом, как в Сирии и Египте, судя по словам Шильтбергера, напоминающим нам колокольчик, и ныне еще заменяющий у нас рог почтальонов немецких и французских.