Путешествия по Европе, Азии и Африке, с 1394 года по 1427 год.

Достойно еще замечания, что король-султан держит также голубей для отправления писем, так как у него много неприятелей и он опасается, чтобы его вестники не были ими задерживаемы. Чаще всего голуби с письмами отправляются из Каиро в Дамаск, между коими пролегает пустыня. Вот способ прлучения голубей в тех городах, где король-султан желает устроить сего рода почту. Сначала там держут запертыми пару голубсй и кормят их хорошо, особенно сахаром. Когда эти голуби привыкнут быть вместе, тогда уже самца приносят к королю-султану, оставляя голубку там, где она прежде находилась. Султан тогда маркирует голубя, дабы знать, из какого он взят города, запирает его в особенно приготовленную каморку и более голубки к нему не пускают, также кормят его гораздо хуже и сахара более не дают; все это делается с тем, чтобы он пожелал возвратиться в то место, откуда был взят. Наконец, когда его туда желают отправить, тогда уже привязывают письмо под его крыло и голубь прямо летит в тот дом, где был воспитываем. Там его ловят, снимают с него письмо и отправляют его по своему назначению[116].

Иностранные вельможи или купцы, которые посещают короля-султана, получают от него предварительно подорожную, которую подданные его читают не иначе, как на коленях. Затем, поцеловавши это письмо, возвращают его предъявителю, оказывают ему всякого рода почести и водят его из одного места в другое, по его желанию. Можно еще заметить, что у язычников короли имеют обыкновение, когда отправляют одни другим посланников, снабжать их свитою, состоящей из двух, трех и даже шестисот всадников. Когда такой посланник приближается к султану, последний садится на престол, нарядившись блестящим образом, и велит повесить пред собою семь занавесок. По прибытии посланника на место, снимают эти занавесы один за другим, причем посланник каждый раз преклоняет колена и целует землю. Уже по снятии седьмого занавеса, он падает на колена пред королем, который протягивает к нему руку для поцелуя, после чего уже посланник передает ему свои поручения.

В Аравии встречается птица, именуемая сака (sacka), величиною больше журавля, имеющая длинную шею и широкий, длинный нос черного цвета. Ноги ее велики, похожи нижней частью своей на гусиные ноги и такие же черные. Цвета она такого же, как и журавль, а под шеей у нее зоб, вмещающий в себе окою кварты (fiertel) воды. Птица эта имеет обыкновение летать к воде и так наполнять ею свой зоб. Затем летит в безводную пустыню и выливает воду из своего зоба в яму, которую встречает в скале. Когда потом другие птицы прилетают туда напиться, она ловит из них тех, которыми хочет питаться[117]. Пустыня эта та самая, чрез которую отправляются ко гробу Могаммеда.

XXXVІII. О горе св. Екатерины.

Чермное море имеет в ширину двести сорок итальянских миль и, несмотря на имя свое, не отличается красным цветом. Только местами береговой край красноватый. Так как это море, видом своим такое же, как другие моря, омывает Аравию, то через него переезжают, когда хотят посетить монастырь святой Екатерины и гору Синай, где я, впрочем, не был. Но мне об этом говорили христиане и язычники, которые также ходят туда на поклонение. Гору эту они называют Гушан-даг (muntagi, Mantag), т. е. гора явления[118], потому что Бог там явился Моисею в горящей купине. На этой горе есть греческий монастырь с многочисленною братиею (convent). Члены его живут отшельниками, не пьют вина, не едят мясного и ведут жизнь примерную (sie sind goetlich leut: не divinus, но gatlich, conveniens), ибо они постоянно постятся. Тут горит много лампад; масло же, потребное для них и для пищи, доставляется в монастырь этот следующим чудесным образом: в то время года, кода оливы созревают, собираются все птицы края и каждая из них приносит оливковую ветвь в монастырь, где таким образом получается необходимое количество масла для лампад и для пищи. В церкви указывают за алтарем место, где Бог явился Моисею в купине. К этому священному месту монахи ходят босиком, потому что Бог приказал Моисею снять с себя обувь (schuch), так как он стоял на священном месте, которое и называется местом божиим. Три ступени выше, находится большой алтарь, где хранятся мощи св. Екатерины; показывая это святидище пиллигримам, аббат держнт в руке серебрянное орудие, которым жмет мощи, из коих тогда вытекает жидкость в роде пота, не похожая ни на масло, ни на бальзам. Эту жидкость он передает пиллигримам и показывает им затем голову св. Екатерины и другие священные вещи. Скажу еще о другом чуде, которое совершается в этом монастыре, где число постоянно горящих лампад равняется числу монахов. Коль скоро один из этих последних близок к смерти, одна из лампад начинает тускнеть и совершенно потухает, когда он умирает.

116

Еще в древности голуби служили в Азии средством для передачи известий. Этим средством дочь коменданта Атры (Hatra, al Hadr) помогла царю Сапору I овладеть этим городом (Ritter X, 133). Во врсмя крестовых походов, голубиная почта была устроена в Сирии и Египте и многие авторы сего времени, как восточные, так и европейские, упоминают о ней, между прочим епископ любекский Арнольд (І.с. 214), при описании похода римского императора Генриха VI в 1190 году. Объяснивши почти таким же образом, как Шильтбергер, какими средствами голуби были приучаемы к исполнению возлагаемого на них поручения, епископ приписывает изобретение этого дела язычникам, более хитрым, чем дети света (Лук. XVI, 8), которые потом уже, по его мнению, подражали примеру своих врагов. Действительно, мы узнаем от него же, что, по взятии Байрута в 1197 году, антиохийский князь Боемунд сообщил своим подданным известие об этом подвиге — посредством голубя.

Арабский автор того же времени Халил-Дагери (Quatremere, 1. с. I, 55, pr. 77) исчисляет следующие станции голубиной почты на пути в Сирию; Белбейс, Салегие, Катия и Варрада или Бариде, лежащая, по Макризи (ib. 56), в 18 милях от Алариша в Нижнем Египте, столь известного по несчастной для Французов капитуляции 1800 года. Действительно, мы узнаем от Абул-Магазина (ibid.), что Бир-алкади (колодезь кадия), лежащий между Ал-аришем и Бариде, должен был означать границу между Сириею и Египтом. Если имя сего города, названного Аларис арабским автором, приведенным Сильвестром де Саси (Abd-Allatif, 43) могло быть превращено епископом любекским, как полагает немецкий его переводчик, в Ahir, то да позволено будет думать, что и Шильтбергер разумел его под своим "Archey", откуда, по его словам, чаще всего голуби отправлялись в Дамаск. Но, с другой стороны, если припомнить каким изменениям подвергались собственные имена под его пером или по небрежности переписчиков его рукописи, то нельзя будет не согласиться с Нейманом (гл. XXXVII), который, вероятно, не ошибается, утверждая, что под имснем Arhey он здесь разумел Каиро, или Алкагира, хотя в другом месте говорит, что город Миср назывался Cair, или же Kayr, как он пишет это имя еще в другом месте, что впрочем ему не мешало называть тот же город Alkenier (гл. XLII) и alcheiterchei (гл. XIV). В пользу тождества Arhey и Каиро могло бы еще послужить то, что, по приведенному Халил-Дагери, сирийская голубиная почта, обыкновенно, была отправляема из "Нагорной крепости".

117

Лучшим доказательством, что лица, рассказавшие эту сказку Шильтбергеру, вовсе не имели намерения подшутить над ним, служит то обстоятельство, что ныне еще, по Гаммеру (пр. 196), на всем Востоке название Сака означает не только водовоза, но также пеликана.

118

Таково, говорит Фальмерайер, значение имени "Huchan daghi", которым Арабы называют гору Синай. Но едва ли это имя скрывается в Шильтбергеровом muntagi, весьма похожем на слово montagna, которым итальянские паломники могли означать Синай, преимущественно пред другими горами. Но, в этом случае, следовало бы допустить, что путешествие свое в Египет Шильтбергер предпринял в сообществе с Итальянцами. Так как, судя по тому, что выше было сказано, последние могли быть моряками, то мы имели бы некоторое право догадываться, что им он также обязан теми подробностями, которые он нам передает о Чермном море, хотя, правда, удваивает его ширину, когда говорит, что она доходила до двухсот сорока итальянских миль.

По сведениям, собранным у тех же моряков, он, быть может, также упоминает о пути, ведущем к горе Синай чрез Чермное море, тогда как де Ланнуа (46) только говорит о дороге, которою, обыкновенно, следовали из Египта к горе Синай: "en costiant la mer rouge". Лично предпринявший это путешествие, рыцарь, как очевидец, отчасти подтверждает и пополняет описание, которое оставил нам Шильтбергер. Впрочем, первый проходит молчанием то чудесное средство, которым монастырь св. Екатерины был снабжаем потребною для него провизиею оливкового масла; он также ничего не говорит и о прочих чудесах, там совершавшихся и записанных набожным Шильтбергером по рассказам возвратившихся оттуда благочестивых пиллигримов. Зато мы узнаем от посланника Карла VI, почему гора Синай также была посещаема язычниками: ибо он удостоверяет нас в том, что у подошвы сей горы находилась церковь св. Екатерины: "a maniere d'un chastel, forte et quarree, ou les trois loix de Jhesus Christ, de Moyse et de Mahommet etaient representees. Eu la notre", — говорит он, — "gisent les os de la plus grande partie du corps de S-te Katherine", тогда как следовало подниматься выше, чтобы видеть место, где "la ditte Sainte fut ensepvely par les angeles du paradis" (46, 47) etc.... равно как и — сад, где пророк Илия "fut sa penitence en Oreb — s'est a savoir au mont Synay" (р. 60).

Стало быть церковь, построеная на этом месте карталинским царем Давидом II (1089-1125), тогда уже не существовала (cf. архм. Порфирий Успенский, Первое Путешествие в Синаитский монастырь. С.-П. 1856, 190) и Шильтбергер только к ее развалинам применил название часовни Илии, тогда как от развалин или камней, принадлежавших к часовне на горе Екатерининской, ныне даже не сохранилось следов. Только немного ниже темени видны, на одной скале, какие-то круглые ямки и сохранилось предание, что эти ямки суть следы ангелов, принесших сюда из Александрии мощи св. Екатерины, которые затем уже перенесены были в монастырь, а именно в его собор, построенный при императоре Юстиниане, с 527-557 года (Порф. 1. с. 171). Против сего собора, но все еще внутри монастырской ограды, и теперь еще стоит небольшая мечеть, вероятно та самая, о когорой говорит де Ланнуа, так как она, как видно из арабских десписаний, хранящихся в монастыре, существовала еще в 1381 году.