Выбрать главу

Людей же он отчасти взял с собою[10], отчасти оставил в Греции, а по возвращении своем из-за Савы, приказал, чтобы нас перевели из Галлиполи за море в его столицу Бруссу (wursa, Bursa), где мы остались до его прибытия. По приезде своем, он взял герцога Бургундского и тех, которых он оставил, и поместил их в одном доме возле собственного своего дворца. Одного же из этих господ, Венгерца, именуемого Годор (hodor, Hoder), он послал в подарок королю-султану[11] вместе с шестьюдесятью мальчиками.

В числе их должен был находиться и я, но из опасения, чтобы я не скончался на пути от ран, коих у меня было три, меня оставили при короле. Последний также послал пленных в подарок королям — вавилонскому[12] и персидскому[13], равно как и в Белую Татарию[14] в Великую Армению[15] и в другие страны. Меня тогда приняли ко двору турецкого короля и я должен был бегать перед ним в его походах вместе с другими, по тамошнему обычаю. В эти шесть лет я того дослужился, что мне позволили ездить верхом в свите короля, у которого я таким образом провел двенадцать лет. Все, что турецкий король совершил в эти двенадцать лет, излагается здесь подробно.

III. Каким образом Баязит воевал с своим шурином и об убиении сего последнего.

Прежде всего он начал войну с своим шурином, именуемым Караман по стране, ему принадлежавшей и в которой главным городом была Ларенде[16]. Так как Караман не хотел признать его власти, то он выступил против него с войском, состоящим из полутораста тысяч человек. Заметив это, Караман спешил ему на встречу с семьюдесятью тысячами человек отборного войска и надеялся с ним одолеть короля. Встретились они в равнине пред городом Кониею (Konia, древний Икониум), принадлежавшем Караману. Два раза сражались они тут в один и тот же день без решительного успеха на чьей-либо стороне. Ночью обе стороны отдыхали и не сделали никакого вреда друг другу.

Дабы пугать Баязита, Караман велел своим войскам бодрствовать и делать как можно более шуму барабанами и трубами в знак радости и веселья. Баязит напротив того, приказав своим воинам, чтобы они разводили огни только для варения себе пищи, а затем их тушили, послал ночью же тридцать тысяч человек в тыл неприятелю, с тем, чтобы они напали на него в следующее утро, когда сам наступит. Зарею Баязит напал на неприятеля и в тоже время сказанный отряд, исполняя его приказание, напал на него сзади. Караман, видя, что неприятели напали на него с двух сторон, бежал в свой город Конию и так защищался против Баязита, который в одиннадцать дней не мог овладеть городом. Но тогда граждане велели ему сказать, что они готовы сдать ему город под условием, чтобы он пощадил их жизнь и имущество. Получив на это его согласие, они с ним сговорились, что удалятся со стен города, когда его войско к нему приступит, — и план этот был приведен в исполнение. Караман тогда с оставшимися при нем воинами бросился на Турок и заставил бы их удалиться из города, если бы граждане его поддерживали хоть немного. Когда же увидел, что не мог рассчитать на них, он обратился в бегство, но был схвачен и поведен к Баязиту. На вопрос сего последнего, почему он не хотел его признать своим верховным владетелем, он отвечал, что считал себя равным ему государем и тем так разгневал султана, что он вскричал три раза (dry stunt), не освободят ли меня от Карамана. Наконец кто-то явился, отвел Карамана и, умертвивши его, снова явился пред Баязитом, который его спросил, что он сделал с Караманом. Узнав жалкую его участь, он заплакал и приказал казнить убийцу на том самом месте, где он умертвил Карамана, в наказание за то, что он так спешил убиением столь знатной особы и не подождал, пока не прошел гнев своего государя. Затем велел положить голову Карамана на острие копья и носить по всему краю, дабы другие города, увидя, что владетель их уже не был в живых, скорее сдавались. Оставивши потом гарнизон в Конии, Баязит начал осаду Ларенды, требуя, чтобы город ему сдался; иначе он овладел бы им оружием. Жители тогда послали к нему четырех из лучших граждан с просьбою, чтобы он щадил их жизнь и имущество и поставил бы одного из сыновей убитого Карамана, находившихся в городе, на его место. Баязит отвечал, что он готов ручаться за их жизнь и имущество, но что он, по занятию города, предоставил бы себе право передать их город в управление по своему усмотрению или сыну Карамана, или одному из собственных сыновей своих. Этот ответ побудил граждан, считавших себя обязанными защищать право сыновей Карамана, не сдавать города, который мужественно оборонялся пять дней. При столь упорном сопротивлении, Баязит приказал привести пищаль (buechsen) и готовить метательные снаряды (hantwerk). Вдова и сыновья Карамана собрали тогда главных граждан и говорили им, что при невозможности противиться могуществу Баязита, они решились передаться во власть его, дабы их подданные не пропадали понапрасну. Затем сыновья Карамана, с согласия жителей, вместе с матерью и лучшими гражданами, отперши врата крепости, вышли из города. Когда же приближались к войску, мать, взяв за руки своих сыновей, подошла к Баязиту, который видя сестру с сыновьями, вышел из своей палатки им на встречу; они тогда бросились к его стопам, целовали ему ноги, прося пощады, и передали ему ключи замка и города. Король тогда велел стоявшим возле него сановникам поднять их, овладел городом и поставил туда начальником одного из своих приближенных. Сестру же с ее сыновьями он отправил в столичный свой город Бруссу.

вернуться

10

Штирийские историки, замечает Гаммер (І.с. р. 57 n. 15), не обратили внимание на это известие, с которым также, быть может, в связи начало некоторых из славянских колоний в Малой Азии, отнесенное г. Ламанским (О Славянах в М. Азии и пр.) к гораздо древнейшему времени.

вернуться

11

Так Шильтбергер называет султана египетского, потому что, имея при себе халифа, он считался первым из мусульманских владетелей. Султаном тогда был Беркун, с которым начинается ряд Мамелюков черкесских, если исключить Бибарса II, царствовавшего только несколько месяцев (1309-10). За двадцать лет до восшествия на престол (1382), Беркун был привезен рабом в Египет из Крыма, куда предварительно был отправлен из родины своей на Кавказе.

вернуться

12

Это был Ахмед, сын Овейса, сына Джелайрида Гассана Великого, потомка Абаки, сына Гулагу, сына Тулуя, сына Чингисхана. Изгнанный Тамерланом из Багдада, он возвращался туда несколько раз, именно в 1395 году, и удержался там до 1402 года. Еще до сражения при Никополе, Баязит писал ему между прочим, что, по его мнению, изгнание Тамерлана для них было делом более важным, чем изгнание Текфура, т. е. греческого императора (Hammer, H. de l’emp. Ot. II, 466, note XV).

вернуться

13

Еще до сражения при Никополе, вся Персия была завоевана Тамерланом и разделена им между своими сыновьями Омар-шейхом и Миран-шахом и другими эмирами. Шах Мансур, также обратившийся к Баязиту с требованием пособия, погиб, еще в 1393 году, в сражении при Ширасе; прочие члены династии Муцафер преданы были смерти Тамерланом, за исключением двух сыновей шаха Шудьи, Зейн-Алабин н Шебель, которые кончили жизнь в Самарканде (Weil, Gesch. d. Chalifen, II, 40). Трудно поэтому угадать, какому персидскому владетелю Баязит послал в подарок пленных христиан.

вернуться

14

По Нейману (прим. 19), Шильтбергер под Белыми Татарами разумел свободных, в противоположность к Черным, покоренным, платящим дань. В свою очередь Эрдман (Temudschin d. Unerschuetterliche, Leipzig 1862,194) под именем Белых Татар подразумевает, по Рашид-Эддину, турецкие племена, впоследствии названные Монголами, т. е. Татар собственно; Черными же Татарами считает настоящих Монголов т. е. тех, которые первоначально означались этим именем. "Покоривши" — говорит он —"Белых Татар и другие турецкие племена, Черные снова приняли древнее свое имя Монголов и простерли власть свою до восточной Европы, сообщая имя Татар западным Туркам, за исключением тех, которые им противостояли в Малой Азии, а затем явились в Европе под именем Османли или Оттоманских Турок".

Все это однако не показывает нам, где обитали Белые Татары Шильтбергера, которые затем еще часто им упоминаются. Так, мы узнаем от него:

1. Что сильный владетель их края был зятем владетеля Сиваса Кази Бурхан-Эддина, убитого Кара Еленом или Улуком, начальником Туркменов Белого-барана;

2. Что Белые Татары, осадившие город Ангору, принадлежавший Баязиту, принуждены были ему покориться;

Что они, числом 30.000, в сражении при Ангоре, перешли на сторону Тамерлана и тем доставили ему победу. — Соображая все эти обстоятельства, я спросил себя, не разумел ли Шильтбергер под Белою Татариею Белую Орду магометанских авторов, переименованную в Синюю нашими летописцами, потому что она имела кочевья около Синего моря (Аральского озера). Составляя вотчину старшей линии Джучидов, эта орда, столицею которой был Сигнак на верхней Сыр-Дарье, зависела сначала до известной степени от Золотой Орды, где царствовали потомки Батыя, второго сына Джучиева. Но вскоре эта зависимость прекратилась и к концу XIV века один из членов старшей линии, знаменитый Тохтомыш, низвергши с престола, при помощи Тамерлана, родного дядю своего Урус-хана, успел даже подчинить своей власти всю Золотую Орду. Поссорившись потом с своим покровителем, этот честолюбец должен был искать дружбы Баязита, который в свою очередь не мог не дорожить ею, чтобы увеличить число своих союзников, при грозящей им всем опасности со стороны владетеля Джагатая. Поэтому не было бы странным, если бы султан отправил несколько христианских пленников к Тохтамышу, хотя с тем чтобы утешить его на несчастный исход его борьбы с Тамерланом в 1395 году. По крайней мере, Баязит принял радушно приверженцев Тохтамыша, которые, после его поражения при Тереке, искали убежище в Малой Азии и коими предводительствовал Таш-Тимур. По мнению Савельева (Монеты Джучидов С.-П. 1858, р. 314), последний, бывший прежде правителем Крыма, под верховною властью Тохтамыша, сам принадлежал к фамилии Джучидов. Правитель Сиваса поэтому не уронил бы свое достоинство, если бы вздумал выдать за него свою дочь; в свою очередь Таш-Тимур, по причине этой связи, мог изменять своему благодетелю, приступая к осаде Ангоры, причем мог, по обыкновению своих соотечественников, влечь с собою жен и детей. Наконец, примирившись с султаном по необходимости, он мог тем не менее изменить ему при Ангоре и перейти на сторону Тамерлана, который таким образом мог быть обязан победой Татарам, служившим в войске Баязита — согласно с свидетельством арабских писателей, — а не турецким владетелям малоазиатским, как полагали персидские и турецкие историки.

Все это однако не достаточно, чтобы решить утвердительно вопрос о тождестве Белых Татар Шильтбергера с Татарами Белой орды; напротив того, должно думать, что между ними не было ничего общего, кроме имени, если иметь в виду то, что говорил Клавихо (Hist. del Gran Тamorlan ect. Madrid 1782, 97), коего слова я приведу в подлиннике, так как труд кастильского посланника мало известен за Пиренеями, и тем более у нас. Упомянув о взятии Сиваса Тамерланом, испанский дипломат продолжает: "E antes que alla llegase fallo una generacion de gente que llamaban Tartaros Blancos, que son una gente que se andaban todavia a los campos, e peleo e tovo guerra con ellos: a los quales vencio, e los tomo, e tovo preso al Senor dellos, e podria aver bien fasta cincuenta mil omes e mugeres, e llevolos consigo. E de alli fue a la ciudad de Damasco" etc.

В другом месте (р. 122) он снова говорит о Белых Татарах, покоренных Тамерланом, замечая, между прочим, что их кочевья находились между Турцией (Малой Азией) и Сирией: "E estos (Белые Татары) eran naturales de una tierra que es entre la Turquia e la Suria".

Не подлежит сомнению, что эти Белые Татары были тождественны с Шильтбергеровыми, и что посему самому последние не могли принадлежать к Белой Орде, а это тем более, что она у него постоянно называется Великою Татариею. Поэтому можно сказать, не ошибаясь, что Белые Татары обоих путешественников были Туркмены, обитавшие в восточной части Малой Азии, где их потомки ныне еще отличаются монгольским типом и образом жизни Белых Татар Клавихо и Шильтбергера (Vivien de Saint-Martin, Descr. de l’Asie Min. II, 429). Действительно, в их время восточная Киликия составляла собственность двух туркменских династий, еще не подпавших под власть Оттоманских Турок. Существование этих небольших государств началось в 1378 году, т. е. с эпохи, когда короли армянские из фамилии Лузиньян, наследовавшей Рупенам в 1342 году, были изгнаны из Киликии египетскими Мамелуками-Багаритами; главными городами были Мераш и Адана. Последний был подвластен роду Бенн-Рамазан; в Мераше владели Зулкадириды, именем коих Турки и ныне еще означают область, им принадлежавшую. Обе фамилии удержались до 1515 года, в котором были покорены султаном Селимом, присоединившим их владения к Турецкой империи (Vivien de Saint-Martin, I. с. I, 529)

Кажется, что начальник Белых Татар, о коих говорит Клавихо, именно принадлежал к фамилии Зулкадиридов. Против них, по крайней мере, Тамерлан послал отряд немедленно после взятия Сиваса, чтобы их наказать за то, что они его беспокоили во время осады сего города (Weil, 1. с. II, 82), и вскоре спустя Монголы забрали стада, принадлежавшие члену сей фамилии, коего кочевья находились в окрестностях Пальмиры (ibid. 91). Подобно Белым Татарам Клавихо, те, которых имел в виду Шильтбергер, были, по крайней мере отчасти, подданными Зулкадиридов. Баязит хотел женить сына своего Солимана на дочери Насир-Эддина Зулкадир: (Hammer, 1. с.), которого поэтому мог не обходить при рассылке христианских пленных своим мусульманским собратам. Тот же Насир-Эддин принял своего родственника, сына Кази-Бурхан-Эддина, бывшего, по Шильтбергеру, шурином короля Белых Татар. Брат Насир-Эддина Садака был покорен Оттоманами (Weil. 1 с. II, 74) около того же времени, когда, по Шильтбергеру, Баязит победил Белых Татар. Наконец и объяснилось бы видимое противоречие в указаниях различных писателей, касательно народности воинов, перешедших на сторону Тамерлана во время сражения при Ангоре, если бы Белые Татары, изменившие тогда Баязиту, были Туркмены, подвластные малоазийским князьям из дома Зулкадир или Бени-Рамазан.

вернуться

15

Шильтбергер говорит об Армении собственно, названной им Великою для различения ее от Малой, под которой разумели сначала восточную часть Каппадокии, прилегающую Евфрату. В течение средних веков наименование "Малая Армения" распространялось над остальною частью Каппадокии, по мере того, как она населялась Армянами, изгоняемыми из древней родины своей Сельдчуками и Туркменами. Затем Армяне даже занимали большую часть Киликии и северные области Сирии, или древнюю Коммагене, которая была наименована тогда Эвфратсе. Все эти новые приобретения входили в состав Малой Армении.

вернуться

16

Город этот, занимая место древней Ларанды, ныне называется Караман по имени сына некоего Армянина Софи, которому он был уступлен султаном иконийским Ала-Эддином (1219-1237) с частью Каппадокии и Киликии. Сын Карамана Могаммед распространил пределы своего государства во все стороны и овладел даже Икониумом, или Коние. Его сын Али-Бек, прозванный Ала-Эддин, был женат на сестре Баязита Нефизе, что не помешало ему сделать нападения на владения своего шурина. В войне, поэтому происходившей между обоими, Караман был взят в плен Турками по взятии ими Икониума, в 1392 году. По Цинкейзену (Gesch. d. Osm. Reichs, I, 350), он был убит губернатором Ангоры, Тимур-Ташом, без ведома Баязита, желавшего пощадить своего шурина. Сыновья Карамана, Ахмед и Могаммед были восстановлены в своих владениях Тамерланом. Им принадлежали, кроме главного города Ларенде, который нельзя не узнать в Шильтбергеровом Karanda, еще города: Алаия, Деренде, Сис, Вейшехер, Коние, Акшехер, Аксарай и Аназарба.