16 числа повещено нам, чтоб мы были в готовности сопутствовать войску […].
В то же почти время получено тут известие из Константинополя, что там свирепствовало пресильное моровое поветрие, так что по всем улицам ничего иного не видно было, кроме трупов человеческих и полумертвых лиц.
Декабря 26 в ночь на 27 число в одиннадцать часов и девять минут было в Демотике[55] жестокое землетрясение, но, по счастию, недолго продолжалось и состояло только в двух или трех самых сильных ударах, от которых все здания вдруг затрещали, как бы нарочно кто оные ломал, и домы колебались на все стороны, подобно колыбели, отчего мы все с постелей вскочили и выбежали на двор. Сим страшным приключением, как будто бы нарочно угрожавшим мщением турецкому жестокосердию и неправосудию, кончился тот год и настал 1771-й, который был для нас еще счастливее прежнего, потому что мы в оном освободились из плену, о которой нашей свободе получили первую ведомость марта 27-го, в самый день Святыя Пасхи, и притом совсем нечаянным образом; ибо предстал внезапно пред нашими окнами один знакомый нам чегодарь, о котором прежде слышно было, что ему голова отрублена за то, что к нам пред самым открытием войны в дом хаживал. Он объявил в присутствии некоторых чиновников нашей орты, что мы из Демотики скоро поедем и не будем более под стражею содержаться и что он надеется с нами увидеться скоро в визирском стане; также что в непродолжительном времени заключен будет мир между обеими воюющими державами.
П. А. Левашов
Цареградские письма