Кроме сей есть и другая для молодого человека опасность входить в харем к женщинам, которые, находясь во множестве, а мужа имея весьма престарелого, снедаются обыкновенно огнем любострастия без всякой отрады; будучи же в таком состоянии, сами иногда заманивают к себе молодых людей для утоления своей страсти и держат их у себя иногда до тех пор, пока их силы придут в крайнее изнеможение, и тогда умерщвляют их и зарывают в землю или мечут в нужные места, опасаясь, дабы чрез нескромность их не сведали после соседи и чтоб не произошло чрез то харему поношения и неизбежной гибели.
Напротив того, многие молодые мужчины, особливо янычары, не лучше поступают и с женщинами; ибо когда, до несчастию, какая попадется в их шайку в летнее время, то они ее с собою по садам и по лесам до тех пор водят, что наконец по самому малейшему подозрению, что она из них кого-нибудь одного больше любит, из ревности убивают до смерти, вырезав у нее груди или растворя всю ее внутренность, и таким образом оставляют в снедь птицам и зверям.
Некоторые же турецкие женщины, отпросясь в баню или гулять, ходят в такие домы, где хозяйки, не имеющие мужа, так как торговки за деньги дозволяют им в своем доме с любовниками их прохлаждаться, а некоторые из них нарочно сводят дружбу с жидовками, с армянками и гречанками и в их домах назначают свидание своим любовникам.
Некто из иностранных путешествователей, который в мою бытность находился в Константинополе, сам мне сказывал, что, имея некогда любопытство видеть турецких женщин, просил одну знакомую ему армянку, живущую на Галате, чтоб показала ему нескольких турчанок, которые к ней часто в гости хаживали, что она и обещала и в назначенный к тому день велела ему придти к себе рано в дом поутру, что он исполнил самым делом: хозяйка посадила его в особливую камору, откуда сквозь стенное окошко свободно видеть мог и где он принужден был сидеть и дожидаться даже до четвертого часа пополудни, в которое время пришла одна ханым, то есть госпожа, со множеством служанок, которой муж был в отлучке, а именно в Мекке, куда отправился на поклонение Магометову гробу.
Сия госпожа как скоро вошла в комнату, тотчас сняла с себя верхнее платье, называемое фередже, открыла лицо свое и села в большое место на софу и приказала подать себе трубку табаку, которую одна из служанок ее, раскуря, подала ей немедленно.
Госпожа сия была вся унизана жемчугами и разными цветными каменьями, в горностаевой шубе, покрытой индейскою парчею, имела глаза большие, брови черные, длинные и широкие, волосы черные же, заплетенные во множество кос, ресницы весьма густо насурмленные, ногти крашеные, собою дородна и бела и по виду казалась быть лет около сорока; другая же гостья, которая подле нее первая села, была ее сестра, также замужняя, а т девушка — ее дочь лет пятнадцати, отличной красоты, и была уже помолвлена за одного турка, четвертая же была лет в тридцать и собою очень недурна. Сия была наперсницею помянутой госпожи, пред коею предстояли служанки-невольницы с несказанным подобострастием, из них были четыре белых и две арапки, из, белых две имели лет по сороку, а две лет по двадцати; вид их показывал, что они были грузинки: означенная хамым, выкуря свою трубку табаку, выпивши чашку кофию и закусив варенными в сахаре розами, спросила у хозяйки водки, которая им всем и поднесла по стаканчику, кроме молодой девушки, сказавшей, что не пьет: они, подгулявши изрядно, начали по всем покоям ходить как у себя дома, потом пришли ко дверям, где вышеупомянутый любопытный странствователь был заперт, спросили у хозяйки, что в оной каморе находится, она сказала, что там лежит ее платье и некоторые товары, чем больше возбудила в них любопытство видеть оное платье и товары; наконец, сказала им, что там у нее мужчина спит, думая чрез то отвести от их намерения, но они еще более приставать начали, чтоб показала им оного мужчину, особливо если франк, ибо они весьма любопытны его видеть, так что хозяйка не знала больше, как их от того отвратить, и сказала, что ключ от двери потеряла; но они вздумали двери ломать; наконец научила служанку объявить, что янычары пришли к ней от Галатского паши и хотят с нею нечто говорить, чего сии гости испужавшись от требования своего насилу отстали и потом скоро домой пошли, браня хозяйку, что она им прежде не сказала, что у ней в доме мужчина есть и что они не могли тем воспользоваться; и так сей кавалер безмерно был рад, что за удовольствие своего любопытства заплатил одним толь ко страхом; а если бы они к нему туда ворвалися, то может быть, принужден бы он был их всех довольствовать, и наконец бы уже в таком случае хозяйка до другого утра их из своего дому не выжила, а между тем посторонние турки, подметя, что их женщины у христианки ночевать остались, могли бы взять подозрение и придти к ней в дом с обыском, из чего бы немалая ей беда приключиться могла. Из сего ясно видно, что сколь трудно и опасно в Туреции довольствовать свое любопытство, особливо христианину, и в самом безвинном деле.