— «Домой, домой пришел мореход, — продолжала тетушка, на ходу переиначивая цитату, — и охотник приплыл домой» [38].
Мы молча доели цыпленка по-королевски. Это были как бы две минуты молчания в День перемирия [39]. Помню, еще в детстве меня занимал вопрос, действительно ли в Кенотафе [40] захоронен труп, так как правительство склонно экономить на чувствах и пытается подогреть их самыми дешевыми средствами. Хорошо составленные громкие лозунги не нуждаются в покойнике, его вполне может заменить ящик с землей. Теперь тот же вопрос я задал себе относительно моего дяди Джо. А может быть, это легкая игра тетушкиного воображения? Кто поручится, что до конца правдивы истории о дяде Джо и о моих отце с матерью?
Не нарушая молчания, я почтительно выпил бокал «шамбертена» в память дяди Джо, независимо от того, жил он на свете или нет. Непривычное вино гудело в голове, настраивая на легкомысленный лад. Какое значение имеет, правда это или вымысел? Если память о людях, которых уже нет, продолжает жить, то они, наравне с литературными персонажами, становятся в какой-то степени плодом вымысла. Гамлет — фигура не менее реальная, чем Уинстон Черчилль, а Джо Пуллинг такая же историческая личность, как Дон Кихот. Я первый нарушил тишину, так как на меня снова напала икота, когда я менял тарелки, а сыр с голубыми прожилками вернул нам ощущение реальных проблем.
— Дяде Джо повезло, он не сталкивался с валютными ограничениями, — сказал я. — Он не мог бы позволить себе умереть таким образом, будь у него только туристский счет.
— Да, счастливое было время, — сказала тетушка.
— А как мы думаем просуществовать на наш туристский паек? — спросил я. — В Стамбуле мы долго не проживем, имея пятьдесят фунтов на каждого.
— Валютные ограничения никогда по-настоящему меня не смущали, — сказала тетушка. — Всегда можно найти выход.
— Надеюсь, вы не затеваете ничего незаконного.
— Я в жизни не затевала ничего незаконного, — сказала тетушка. — Как можно что-то затевать, когда я никогда не читала законов и не имею о них понятия?
8
Как ни странно, но именно от тетушки исходило предложение лететь до Парижа. Я был слегка удивлен после всего, что она говорила, так как в этом случае у нас был выбор.
Я указал ей на нелогичность ее решений.
— На это есть своя причина, — ответила тетушка. — И весьма убедительная. Я знаю всю кухню аэропорта Хитроу.
Озадачило меня и то, что тетушка настояла на том, чтобы мы ехали на Кенсингтонский аэровокзал, а там пересели на аэропортовский автобус.
— Мне гораздо проще заехать за вами и отвезти вас на машине в Хитроу. И для вас это будет менее утомительно.
— В таком случае тебе придется заплатить непомерную сумму за стоянку машины в аэропорту, — сказала тетушка, но меня почему-то не убедило ее внезапно проснувшееся чувство бережливости.
На следующий день я договорился с моим ближайшим соседом, грубовато-бесцеремонным господином, майором Чарджем, о том, что он будет поливать георгины. Он видел, как сержант сыскной полиции Спарроу вместе с полицейским подошли к моей двери, и теперь сгорал от любопытства. Я сказал ему, что они приходили по поводу транспортного нарушения, и он сразу же проникся ко мне сочувствием.
— Каждую неделю убивают хотя бы одного ребенка. А они только и способны, что преследовать водителей машин.
Я не люблю вранья, и совесть говорила мне, что я должен замолвить слово в защиту сержанта Спарроу, который, как и договаривались, прислал урну срочной заказной бандеролью.
— Сержант Спарроу не расследует убийств. Что же касается автомобилистов, то за год они губят больше людей, чем маньяки-убийцы.
— Только неосторожных пешеходов, их видимо-невидимо. Пушечное мясо, — сказал майор. Тем не менее поливать георгины согласился.
Я встретился с тетушкой в баре «Короны и якоря», где она в ожидании меня допивала прощальный бокал. Мы сели в такси и доехали до Кенсингтонского аэровокзала. У тетушки с собой было два чемодана, один очень большой, однако на мой вопрос о том, сколько мы пробудем в Стамбуле, она ответила: «Ровно сутки».
— Не мало ли после такой дальней дороги?
— Главное — само путешествие. Я получаю удовольствие от поездки, а не от сидения на одном месте.
— Но даже дядюшка Джо согласился оставаться неделю в каждой из комнат.
38
Имеется в виду последняя строфа знаменитого «Реквиема» Р. Л. Стивенсона; пер. — М. Новикова.
40
Обелиск в Лондоне, воздвигнутый в 1920 г. в память воинов, погибших во время первой мировой войны; от лат. cenotaphium — кенотафий, пустая могила.