— Тогда прошу прощения. Я вечно путаю право и лево. Вот на море я ориентируюсь хорошо. Левый борт я всегда отличаю по цвету: там, где красный, там лево. Вам надо было взять лево на борт, а не право на борт.
— Что я вам, лоцман, мэм?
— Ничего страшного. Возвращайтесь туда, откуда свернули, и начнем сначала. Всю вину я беру на себя.
Наконец мы остановились перед каким-то рестораном или баром.
Если вам в «Корону и якорь», надо было так и сказать, — пробурчал шофер.
— Генри, перестань икать хоть на минуту, — сказала тетушка.
— Ик, — только и мог вымолвить я в ответ.
— На счетчике шесть шиллингов шесть пенсов, — сообщил шофер.
— Округлим до семи, — сказала тетушка. — Генри, пока мы не вошли в дом, я хочу тебя предупредить: меня во всем белом хоронить неуместно.
— Но ведь вы не были замужем, — скороговоркой выпалил я, стараясь опередить икоту.
— На протяжении последних шестидесяти с лишним лет у меня всегда был друг, — сказала тетушка и затем, очевидно заметив мой недоумевающий взгляд, добавила: — Возраст, Генри, не убивает чувств — он их лишь несколько видоизменяет.
Но даже этого предупреждения оказалось недостаточно: я не был готов к тому, что мне предстояло увидеть. Служба в банке приучила меня не выказывать удивления — даже когда клиент запрашивал ссуду, значительно превышающую его кредит. Я положил себе за правило не задавать вопросов и не слушать никаких объяснений. Клиенту либо давали ссуду, руководствуясь его платежеспособностью, либо отказывали. Может быть, читатель укорит меня за некоторую негибкость характера, но тут следует принять во внимание, что в течение долгих лет, вплоть до ухода на пенсию, сам род моих занятий держал меня в жестких рамках. А для тетушки, как мне вскоре привелось убедиться, никаких рамок не существовало никогда, и объяснять больше того, что она объяснила, она почитала излишним.
3
Здание «Короны и якоря» напоминало банк в георгианском стиле. Сквозь окна бара я разглядел толпу мужчин с холеными усами, в твидовых куртках для верховой езды, с разрезом сзади, — они окружали молодую девушку в галифе. Подобного рода клиентам я бы остерегся ссужать деньги в кредит: доверия они не внушали и было не похоже, чтобы кто-то из них — разве что девушка — ездил верхом. Все они пили пиво, и у меня сложилось впечатление, что их наличность — если таковая имеется — уходит на портных и парикмахеров, а не на конный спорт. Многолетний банковский опыт научил меня, что обшарпанный потребитель виски предпочтительнее и надежнее, чем хорошо одетый потребитель пива.
Мы вошли через боковую дверь. Тетушкины комнаты находились на третьем этаже, а на площадке второго стояла небольшая кушетка, которую тетушка, как я потом узнал, купила специально для того, чтобы отдыхать по дороге наверх. Это было очень характерно для ее широкой натуры — купить кушетку, едва умещавшуюся на лестничной площадке, а не обычный стул.
— Я всегда здесь присаживаюсь перевести дух. Посиди и ты, Генри. Тут очень крутая лестница — впрочем, в твоем возрасте этого, наверно, еще не замечаешь. — Она оглядела меня критически. — С прошлого раза ты сильно изменился, только волос у тебя, пожалуй, не прибавилось.
— Волосы были, просто выпали, — объяснил я.
— А мои все при мне. По колено, как в молодости. — Она помолчала и, к моему удивлению, добавила: — Рапунцель, Рапунцель[2], распусти волосы… Впрочем, с третьего этажа до земли все равно не распустишь.
— Вас не беспокоит шум из бара?
— Нет, нисколько. И вообще удобно, когда бар под рукой. Если выпивка кончится, Вордсворт может в два счета сбегать.
— Кто такой Вордсворт?
— Я зову его по фамилии — терпеть не могу его имя, Захарий. Всем старшим сыновьям в их роду по традиции дают имя Захарий, в честь Захария Маколея [3], который так много сделал для них в Клапам-Коммон. А фамилия у них в честь епископа — не поэта.
— Он что, ваш слуга?
— Скажем так: он оказывает мне услуги. Очень добрый, милый, сильный человек. Но только не позволяй ему просить дашбаш. Он получает от меня достаточно.
— А что такое дашбаш?
— Так называются чаевые и вообще любые подарки в Сьерра-Леоне — Вордсворт жил там в детстве, во время войны. Так мальчишки называли и сигареты, которыми их щедро одаривали иностранные моряки.
Я не поспевал за лавиной тетушкиной речи и поэтому оказался не вполне подготовленным к появлению огромного пожилого негра в полосатом, как у мясника, фартуке, который открыл дверь в ответ на тетушкин звонок.
2
Героиня сказки братьев Гримм; заключенная в высокую башню, она спускала длинную косу в окно, и по ней можно было подняться наверх.