Выбрать главу
***

Североафриканские послы не всегда были ограничены во времени строгими рамками дипломатических обязанностей, и ал-Ваззан иногда прерывал свои миссии, чтобы заняться другими делами. По крайней мере, дважды он выступал в качестве временного судьи, или кади, в тех общинах, где судьи не было, и решал дела в традициях маликитской школы права, принятой во всем Магрибе. Хотя султан официально не назначал его судьей, ал-Ваззан, вероятно, путешествовал с удостоверением (иджаза) от своего профессора права, подтверждающим, что, занимаясь у него, он изучил определенные книги и имеет разрешение обучать по ним других. Этого документа и очевидного факта, что он являлся факихом, было достаточно для жителей отдаленной деревни в горах Высокого Атласа. Они не хотели его отпускать, пока он не разрешит их споры и не зафиксирует эти решения документально. В результате, проспав девять ночей на голой земле, он был вознагражден луком, чесноком, цыплятами и старым козлом, которого пришлось оставить. В одном городке в Тлемсене, куда ни султан, ни воинственный Барбаросса не назначили никакого должностного лица, он провел два месяца, разбирая дела и наслаждаясь как почестями, которые оказывали ему местные жители, так и их щедрой платой. Затем, вспомнив о лояльности своему сюзерену в Фесе, он проследовал дальше в Тунис[124].

В странствиях перед ал-Ваззаном со всех сторон открывались пути к новым знаниям. В одной из ранних поездок времен его «необузданной юности» – предположительно, когда они с дядей ехали в Томбукту – он попробовал покататься на муфлоне из стада берберов санхаджа и сумел продержаться верхом четверть мили[125]. Более благоразумной затеей было продолжение юношеского увлечения – поисков эпитафий – на территории султаната Фес, где он в восхищении копировал надписи с надгробий маринидских султанов и их жен в мавзолее в Шелле, близ Рабата. Он изучал латинские надписи на развалинах, стоящих в горах над Тунисом, и разбирал их с помощью одного местного жителя – сицилийца, обращенного в ислам. Он сожалел о том, что некому помочь ему хоть что-то понять в надписях и изображениях на нескольких древних медальонах, найденных возле кладбищ дальше на юге[126].

А еще случалось, что у хозяев, дававших ему приют по пути, имелись библиотеки, в которых можно было порыться: в берберском горном городке в области Хаха к западу от Марракеша он видел множество хроник по истории Африки, принадлежавших одному богатому и знатному человеку; в Алжире – сотни арабских рукописей, недавно купленных в Валенсии алжирским посланником, ездившим к королю Фердинанду. Некий имам в другом городе в Хахе, араб, чуть ли не месяц удерживал ал-Ваззана у себя в доме, и тот читал ему вслух один труд по арабской риторике[127]. И мы можем лишь воображать себе, какие богатства он мог видеть в рукописных собраниях Томбукту и в библиотеках великих медресе Каира.

Повсюду ал-Ваззан спорил, задавал вопросы, выслушивал ответы. Годы спустя он припоминал разговор в Айт Дауде, горном городке на западной оконечности Высокого Атласа. Жители города, потомки евреев, обращенных в ислам, были чрезвычайно сведущи в праве и допоздна спорили о разных вопросах, вроде того, обсуждению которого он был свидетелем: допускает ли закон продажу ахбаса (как в Магрибе называли авкаф) – то есть имущества, переданного навечно на благотворительные цели, чтобы помогать бедным[128]. Ал-Ваззан, который еще раньше сожалел о захвате Ваттасидами вакуфных владений фесских медресе для военных нужд, с интересом следил за этим спором в Атласских горах[129].

вернуться

124

CGA. F. 77r; Ramusio. P. 103; Épaulard. P. 111–112. В рукописи CGA. F. 294r–295v переписчиком допущена ошибка: фрагмент о работе ал-Хасана ал-Ваззана в роли судьи в одном городке королевства Тлемсен присоединен после описания города Мазуна, но он явно имеет смысл только в конце описания Медеа, куда его и поместил Рамузио (Ramusio. P. 299; Épaulard. P. 351–352). Вполне вероятно, что Рамузио располагал еще одним экземпляром рукописи (см. ниже, гл. 3). О назначении кади и о выдаче иджазы см.: Benchekroun M. B. A. La vie intellectuelle. P. 74–76; Hajji M. L’activité intellectuelle. P. 121–127, 139–140; Rodríguez Mediano F. Familias de Fez. P. 52.

вернуться

125

CGA. F. 371v–372r, 448r–v; Ramusio. P. 368, 445; Épaulard. P. 447, 560–561.

вернуться

126

CGA. F. 124r, 346r (руины в горах близ Туниса: «Molti epitafii scripti in lengua latina como ipso compositore dice havere visto et alcuni de quillo serono lecti et interpretati da uno ciciliano renegato»), 367v–368r; Ramusio. P. 147, 343 (В DAR. F. 71v упоминание о сицилийце, обращенном в ислам, опущено), 365; Épaulard. P. 166, 409, 442.

вернуться

127

CGA. F. 48v–49r, 297r; Ramusio. P. 73–74, 298; Épaulard. P. 76–77, 349. О библиотеках и рукописных собраниях в мире ислама см.: Touati H. L’armoire à sagesse: bibliothèques et collections en Islam. Paris, 2003.

вернуться

128

С точки зрения мусульманского права продажа вакфов была категорически запрещена. Но доходами вакфа (например, земельного) можно было воспользоваться по-разному, в том числе и для помощи бедным (Прим. науч. ред.).

вернуться

129

CGA. F. 53r, 142v; Ramusio. P. 78 (DAR. F. 14r неверно передает «li beneficii» ал-Ваззана, явно подразумевавшего то, что в Магрибе называется по-арабски авкаф или ахбас — как «quello, che alcuno possedeva», «нечто, чем владеет какой-нибудь человек»), 165; Épaulard. P. 81 (следует за Рамузио), 187.