В студенческие годы ал-Ваззана своими блестящими лекциями славились двое крупных ученых – эрудит Ибн Гази и законовед Ахмад ал-Ваншариси. Последний в это время составлял многотомный свод судебных решений всех юристов ал-Андалуса и Магриба, а первый писал и читал лекции на различные темы, от Корана, хадисов (то есть преданий о речениях и деяниях пророка Мухаммада) и фикха до истории, биографии и стихотворных размеров. От своих учителей ал-Ваззан должен был получить представление об основных проблемах, занимавших исламских ученых Магриба того времени, о вопросах, которые оказались важными для него в дальнейшей судьбе с ее непростыми изгибами и поворотами. Как следует относиться к сектам в исламе, к евреям, к вероотступникам? Что думать о нововведениях – бидаа, которые нельзя обосновать Кораном и мусульманским правом? Знаменитый марокканский суфий Заррук (ум. 899/1493) осуждал бидаа как, с одной стороны, избыточный аскетизм и экстатические проявления, а с другой – упорную приверженность к молитвенным коврикам и разукрашенным четкам. Все это не имело отношения ни к шариату, ни к Сунне, то есть к примеру пророка. Но существуют ли допустимые нововведения? А как же быть с вольностями в отношении закона, такими как винопитие, принятое в Рифских горах, неподобающее общение мужчин и женщин во время танцев и тому подобное? Ведь некоторые из подобных злоупотреблений происходили в распространяющихся суфийских орденах и обителях.
И, что особенно важно, как следует понимать обязанность джихада, священной войны, в то время, когда португальцы захватывают мусульманские города вдоль Средиземноморского и Атлантического побережья? Ал-Ваззан наверняка слушал посвященную этому лекцию Ибн Гази, а потом, в 919/1513 году, видел его, уже семидесятилетнего старца, в числе приближенных султана Феса, когда мусульмане тщетно пытались отбить у христиан город Азелла к югу от Танжера на берегу Атлантики[31].
Годы учения принесли ал-Хасану ибн Мухаммаду и другой опыт. В то время студент уже не мог, как прежде, рассчитывать на полную финансовую поддержку от своего медресе в течение семи лет обучения. Благочестивые жертвователи учредили в свое время благотворительные имущественные фонды (ахбас, авкаф) для поощрения образования, однако эти имущественные дарения были разорены войнами между династиями Маринидов и Ваттасидов за верховенство в Марокко в конце XV века, а теперь их по кусочкам догрызал жадный до денег ваттасидский султан. Ал-Ваззан дополнял свою стипендию, подрабатывая в течение двух лет нотариусом в фесской больнице для занемогших путешественников и умалишенных. На такой ответственный пост его должен был назначить судья (кади), ведь нотариус оценивал надежность предстающих перед ним свидетелей. Годы спустя ал-Ваззан помнил сумасшедших пациентов в цепях, которых били, если те буйствовали, приставали к посетителям и жаловались на свою судьбу[32].
Впрочем, у ал-Ваззана все еще оставалось время для студенческой дружбы, например с братом святого отшельника из Марракеша, с которым они вместе слушали лекции о мусульманском вероучении[33]. А еще было время для поэзии – формы самовыражения, равно любимой и учеными, сведущими в юриспруденции, и святыми людьми, и влюбленными юношами, и купцами, воинами, кочевниками пустыни. Ал-Ваззан изучал поэтические формы в медресе, ведь серьезные идеи религиозных учений вполне могли излагаться стихами, и к тому же образцом ему служил дядя, искусный поэт. В Фесе часто проводились публичные чтения стихов, а вершиной года было поэтическое состязание в день рождения Пророка, мавлид ан-наби. Все местные поэты собирались во дворе главного кади и с его кафедры читали стихи собственного сочинения, восхваляющие посланника Всевышнего. Признанный лучшим становился князем поэтов на год вперед. Ал-Ваззан не сообщает, удалось ли ему победить хотя бы раз[34].
Ал-Хасан ибн Мухаммад начал путешествовать с юных лет. Кроме периодических поездок на север, на семейные виноградники в Рифских горах, и летнего пребывания в арендованном семьей замке на холмах над Фесом, отец с малых лет брал его с собой в ежегодно проводившиеся после окончания рамадана шествия из Феса к гробнице святого в Центральном Атласе – в горах этого хребта, тянувшегося к югу от города, стояло немало мавзолеев. В двенадцать лет, в числе сопровождавших его отца или дядюшку, ал-Хасан посетил город Сафи на берегу Атлантики, оживленный порт, где вели торговлю как местные купцы – и мусульмане, и евреи, – так и коммерсанты из Португалии, Испании и Италии. Кроме зерна и злаков, ожидавших отправки на Иберийский полуостров, он наверняка видел изделия из кожи, окрашенной в мастерских Сафи, тюки тканей в разноцветную полоску, сотканных тамошними женщинами и так ценимых африканками, живущими по ту сторону Сахары. Здесь он впервые столкнулся с соперничеством между группами мусульман на глазах у интриганов-португальцев и их агентов[35].
31
32
CGA. F. 142v–144r; Ramusio. P. 165–166; Épaulard. P. 187–188;
33
CGA. F. 75v, 78v (еще одно упоминание о друзьях по дням учения в Фесе, законоведах, которые впоследствии жили в Высоком Атласе, в области Марракеш); Ramusio. P. 101, 104; Épaulard. P. 109, 112.
34
CGA. F. 172r–v; Ramusio. P. 190; Épaulard. P. 214–215;
35
CGA. F. 85v, 125r–126r; Ramusio. P. 110, 148–149; Épaulard. P. 120, 168. Подробности о ежегодном паломничестве в Тагию (ныне Мулай Буазза) см. в гл. 6, с. 169–170. О Сафи в эти годы см.: Les sources inédites de l’histoire du Maroc. Archives et bibliothèques de Portugal. Vol. 1. P. 152–153;