«Кротовая нора» — словосочетание, которое придумал Джон Арчибальд Уилер для обозначения короткого пути сквозь перекрученную ткань пространства-времени — «ручку» многосвязного пространства. Каждые несколько лет кто-то из ученых попадает в заголовки новостей с заявлением о возможности путешествий во времени через кротовые норы — проходимые кротовые норы или, возможно, даже «макроскопические ультрастатичные сферически симметричные длинногорлые проходимые кротовые норы». Я считаю, что на этих физиков неявно, но очень существенно повлияло столетие научной фантастики. Они читали те же книги и выросли в той же культуре, что и все мы. Путешествия во времени у них в крови.
Мы добрались до того момента в истории культуры, когда главными сомневающимися и опровергателями стали подлинные творцы и участники путешествий во времени — сами авторы научной фантастики. «Совершенно невозможно даже теоретически», — объявил Айзек Азимов в 1986 г. Он не счел нужным даже подстраховаться.
Это невозможно и никогда не будет сделано. (Если вы принадлежите к романтикам, считающим, что ничего невозможного нет, я не буду с вами спорить, но надеюсь, вам не придет в голову ждать затаив дыхание, когда такая машина будет построена.)
Кингсли Эмис[52], оценивая в 1960-е гг. литературную культуру научной фантастики, считал, что говорит очевидные вещи, утверждая: «Путешествия во времени, к примеру, невозможны». Поэтому практики жанра прибегают к какому-то варианту уэллсовской тарабарщины — «аппарату псевдологики». Или чем дальше, тем больше просто верят, что их читатели отбросят сомнения. И получается, что писатели-фантасты по-прежнему готовы считать будущее открытым, а все вокруг, включая физиков и философов, склоняются к детерминизму. «Остается только радоваться, что у нас есть литературная форма, которую интересует будущее, — писал Эмис, — и которая готова считать переменными те величины, которые мы обычно принимаем за константы».
Что касается самого Уэллса, то он продолжал разочаровывать своих поклонников[53]. «У читателя появилось невнятное ощущение разных грандиозных вещей, — сказал он в 1938 г. — Эффект реальности получить несложно. Достаточно подсунуть пару каких-нибудь неожиданных устройств, и дело в шляпе. Это такой фокус». (Он тогда только что вернулся в Лондон после турне по семи американским городам и чтения цикла лекций под общим названием «Организация всемирного мозга» и считал необходимым открещиваться от особых футуристических способностей: «Бесполезно делать вид, что я пророк. У меня нет ни магического кристалла, в который можно смотреть, ни способности к ясновидению».)
Посмотрим еще раз, как делался этот фокус:
…Пляшущие тени на стенах. Мы шли за ним, удивленные и недоверчивые, и увидели в лаборатории, так сказать, увеличенную копию маленького механизма, исчезнувшего на наших глазах. Некоторые части машины были сделаны из никеля, другие из слоновой кости; были и детали, несомненно, вырезанные или выпиленные из горного хрусталя. В общем, машина была готова. Только на скамье, рядом с чертежами, лежало несколько прозрачных, причудливо изогнутых стержней. Они, по-видимому, не были окончены. Я взял в руку один из них, чтобы получше рассмотреть. Мне показалось, что он был сделан из кварца.
— Послушайте, — сказал Доктор, — неужели это действительно серьезно? Или это фокус…
Для первых читателей Уэллса техника обладала особой убедительностью. Эта неопределенная машина вызывала у них такое доверие, какого не удостоилось бы никакое волшебство. Волшебство, в принципе, может включать в себя даже удар по голове, как в «Янки из Коннектикута», или магические пассы руками — перевод назад стрелок на часах. В мультфильме «Кот Феликс играет со временем» используются оба способа: Папаша Время скручивает свои часы назад до года 1 и каменного века и к тому же не забывает огреть бедного Феликса палкой по голове.
Еще до этого, в 1881 г., газетчик Эдвард Пейдж Митчелл напечатал анонимно в New York Sun рассказ «Часы, которые шли вспять» (The Clock That Went Backward). Старая тетушка Гертруда, похожая в своем белом пеньюаре и белом чепце на призрак, связана загадочными узами со старинными восьмифутовыми напольными часами. Часы, кажется, не работают — но однажды ночью, когда она заводит их в мерцающем свете свечи, стрелки начинают поворачиваться в обратную сторону, и тетушка падает замертво. Это становится поводом для философского комментария некоего профессора Ван Стоппа:
52
Кингсли Уильям Эмис (1922–1995) — английский прозаик, поэт и критик. Один из лидеров литературного направления 1950-x годов «Рассерженные молодые люди».
53
Дж. Б. Пристли, который обожал Уэллса и говорил, что именно Уэллс вдохновил его на написание так называемых пьес о времени, как-то сказал: «Хотя он никогда не высказывался грубо, ему не нравилось, как я в 1930-е гг. ломал голову над проблемами времени. Он походил на человека, который, отказавшись напрасно от игры на инструменте, к которому у него был врожденный талант, отказывается после этого даже слушать игру других на этом инструменте». Еще один разочарованный поклонник, У. М. С. Рассел, практически повторил жалобу Пристли на симпозиуме в 1995 г., посвященном столетию романа: «Давайте же сегодня, более чем через 100 лет после его чудесного достижения, будем помнить не разочарованного пожилого человека, а молодого автора „Машины времени“».