Основным представителем русской анималистической скульптуры второй половины XIX века был Евгений Александрович Лансере. Его творчество теснее, чем творчество Обера, связано с ведущими темами искусства второй половины века. Как и в живописи Верещагина, в произведениях Лансере отразился возникший в 70-е - 80-е годы интерес к жизни и быту нерусских народностей, населявших Россию. Возможно, что интерес к этой теме перешел к Лансере от его учителя Клодта. «Киргизский косяк на отдыхе» (1880). Скульптура изображает табун распряженных лошадей, пасущихся в степи. Возле лошадей отдыхают, сидя и лежа на земле, два киргиза. Лошади Лансере - это ее благородные тренированные коми классического искусства и не бешено скачущие животные романтиков. Это лошади, разделяющие с хозяевами тяготы труда и сейчас вместе с ними отдыхающие. В «Киргизском косяке» немаловажную роль играет этнографический момент. Художник тщательно воспроизвел седло, чепрак и другие элементы сбруи на одной из лошадей, заплетенные в косы лошадиные гривы. Такие детали придают изображению так называемый «местный колорит».
Не менее характерны для творчества Лансере образы русских витязей-всадников. В этой теме он соприкасается с искусством Виктора Васнецова. Обращение к ней так же, как и у последнего, было вызвано стремлением приобщить современное искусство к красоте национальных сказочно-былинных образов. Одним из таких произведений Лансере является «Богатырь» (1885).
Создавая эту скульптуру, Лансере добивался впечатления монументальной внушительности. Содействовать этому должна была монолитная целостность фигур богатыря и лошади. Лансере достиг этого, слив обе фигуры в едином силуэте. Однако впечатление монументальности разрушается из-за множества деталей, введенных в изображение и переданных очень пунктуально. Лансере считался с тем, что его скульптура будет рассматриваться с близкого расстояния и что обобщение форм, возможное в произведении, предназначенном для площади, в данном случае (приобретает характер недоговоренности. Не желая впасть в натуралистичность, он использовал детализацию формы для создания декоративного эффекта. Это внесло в скульптуру оттенок прикладничества, почти превратило ее в настольное украшение.
Попыткам русских скульпторов приобщить свое искусство к правде жизни противостояло течение академизма так же, как оно противостояло живописи передвижников. Но и академическое искусство не стояло на месте. Оно искало путей к обновлению своих традиций, движимое необходимостью соревнования с передвижничеством.
В русской академической скульптуре второй половины XIX века получила продолжение традиция, которая условно может быть названа «брюллов-ской». В момент своего возникновения эта традиция заключала в себе нечто прогрессивное. Мраморной, идеальной красоте она противопоставила красоту горячую, романтическую. Художники и скульпторы нашли эту красоту в Италии, с ее солнцем, с ее сверкающей природой, с ее темпераментным, красивым народом.
Но время шло. То, что было живым у Брюллова, окостенело у его эпигонов, превратившись в безжизненный и бессодержательный штамп, получивший название «итальянщины». Многочисленные примеры этому можно найти в живописи 50-х годов. Были они и в скульптуре. Одним из них является статуя «Мальчик неаполитанец с обезьянкой» (1870). Ее автор - скульптор Николай Акимович Лаверецкий.
Академическая скульптура 90-х годов представлена в галерее творчеством Владимира Александровича Беклемишева.
Популярно его произведение «Как хороши, как свежи были розы…» (начало 90-х годов). Название скульптуры представляет собой прославленную Тургеневым начальную строчку стихотворения Мятлева.
Скульптура изображает молодую девушку, с выражением томной мечтательности сидящую на садовой скамье. Дело, очевидно, происходит ночью, так как девушка одета в длинную ночную рубашку, на спину накинут платок. Ее скрещенные ноги обуты в домашние туфли без задников.