Однако социализация жизни человека через его профессиональные навыки, через структурирование жизни средневекового общества по распределению функциональных обязанностей между различными стратами социума для обеспечения жизнедеятельности всего организма, приводила к неизбежности появления представлений о том, что все совершающееся («все действительное – разумно», сформулирует Гегель) обладает смыслом и может быть сохранено, в том числе и с исторической точки зрения, внутри какого-то государственного образования.
Европа Средних веков – это конгломерат разнообразных княжеств, герцогств, других владений разного рода сюзеренами, но это был и гарант известного рода стабильности существования частных людей. Вместе с тем, историзм как часть мировоззрения отдельного человека вовсе не присущ подавляющему большинству людей, «участие» в истории отводилось на долю или же других персон – царей, королей, вождей, героев, или же на долю самой общности индивидов, собранных в княжество, владение, государство. Именно этим сущностям и полагалось пребывать в истории (или в том, что под этим мыслилось).
История была хроникой того, что случилось в тот или иной отрезок времени прежде всего с данной территорией, о которой идет речь, с государством и тем, кто его возглавлял. По большому счету такой подход сохранился до сегодняшнего дня. Более того, некоторые общецивилизационные вещи, которые гораздо больше влияют на громадное количество людей – открытие электричества, паровой тяги, двигателя внутреннего сгорания, новых химических элементов, радиации, изобретение самолетов, мобильной связи, полеты в космос, фотографирование Вселенной, проникновение в геном человека, управление ядерной энергией и многое-многое другое, что перечислить не хватит и целой книги – не воспринимается ни отдельным человеческим, ни общественным сознанием, как нечто историческое, то есть повлиявшее на эволюцию и развитие разумной жизни на земле, на самого человека и человечество.
Мы же остаемся в той же самой ситуации, в какой были Фукидид, Плутарх, Тацит, Полибий и другие, менее знаменитые историки – нас продолжает волновать, а кто именно будет управлять тем или иным государством, и почти не удивляет постоянная готовность практически всех государств к войне, к уничтожению себе подобных. И ничто из вышеперечисленных исторических достижений человечества не может повлиять на данный, без сомнения, примитивный исторический характер мышления человека, в первую очередь современных вождей.
Поэтому говорить о чувстве историзма современной глобальной цивилизации и не приходится, это одна из самых поразительных утопий в летописи человечества, которая роднит и объединяет человека египетских пирамид и владельца современного айфона.
[64–66]
1.1. «Пульсар» американской цивилизации
Любопытен феномен североамериканской цивилизации. Исторически созданная относительно недавно, эта цивилизация вырастала не на культурных основаниях автохтонного рода (ей это было ни к чему, так как она складывалась из людских ресурсов, принадлежащих к европейской цивилизации и автоматически получила право наследования западного типа культуры), но все же ею был добавлен крайне существенный момент самостоятельного цивилизационного творчества. Об этом написано немало; в рамках наших рассуждений добавим к этому всего лишь один тезис: у них был разрыв между почвой (нового материка) – географически и цивилизационно нетронутой, неизвестной, которую надо было осваивать и покорять почти как в древности – и утонченной культурой уже завершившегося периода Возрождения в Европе и начавшейся эпохой Просвещения. Этот контраст между почти примитивным, агрессивным освоением диких прерий, громадных просторов североамериканского континента и содержавшимся в индивидуальности всех этих покорителей Америки элементом уже состоявшейся западноевропейской цивилизационной модели – и стал основой развития цивилизации нового, на базе европейского, образца. Это присутствие старой цивилизации любопытным образом корректировалось несколько варварской с точки зрения европейской культуры избыточностью свободы поведения ее создателей, выступивших, как это ни парадоксально звучит, в облике нового человека – американца. Строго говоря, в начальный момент своего проявления североамериканская культура (слабые зачатки особой цивилизации) развивалась как химера, искаженное отражение высокой европейской культуры. В известной степени существует типологическое родство между североамериканской культурой и российским типом развития: и там и там были пропущены периоды Ренессанса с ее ведущим началом гуманизма и периодом поисков религиозного толка – процессы Реформации. Все это было получено в Штатах как бы в готовом виде, но была и существенная разница: не было процесса, не было исканий всего того, что формирует плоть культуры в ее прямом независимом выражении. Но то же самое мы наблюдаем и в России, в ее Средневековье. С одним только отличием: в России все же сформировался феномен русского человека с рядом определенных ментально-культурных и психологических особенностей.