Один день за другим.
– Мне здесь нравится, – радостно заявляет Алисса. – Собаки смогут бегать во дворе за забором, а в доме хватит места, чтобы поселить любовника, которого ты непременно заведешь. Да еще и пристроенный гараж – настоящая роскошь.
Мой живот сводит судорогой.
В гараже будут храниться вещи.
Я не стану пользоваться им как гаражом.
Откашлявшись, я встаю с дивана и тереблю свои волосы.
– Поселить любовника? Ну и шуточки у тебя.
– Непременно! – повторяет она.
Мне остается лишь покачать головой в попытке уйти от ответа. Я не уродина, да, признаю.
Но характер у меня довольно нервный.
Я немного странная – эксцентричная и чересчур веселая.
Да, я хороший человек, добрый и щедрый; но мужчин не особо привлекает неловкая женщина, которая все время треплется. Не очень-то сексуальное поведение.
Это я тоже признаю.
Мне достаточно наблюдать со стороны за отношениями Алиссы.
Я провожу для нее экскурсию по дому, после чего мы устраиваемся среди моей разрозненной мебели с собаками на коленях, чтобы со смехом распить бутылку вина. Первый вечер в новом доме проходит чудесно, и станет еще лучше, когда я смогу уединиться в знакомой спальне вместе с сокровенными воспоминаниями.
Спустя пару часов мы с Алиссой расстаемся, и я бегу по узкому коридору в комнату, которая некогда была полна кружев и лавандового цвета. Теперь она серая и неприглядная, и мне не терпится преобразить ее, вооружившись малярной кистью и любовью.
Мое сердце колотится. Скрестив ноги, я усаживаюсь на пол рядом с кроватью.
Ее кроватью.
Не успеваю я устроиться поудобней, как в заднем кармане начинает пищать мой телефон, словно предупреждая – не вороши прошлое.
Но уже слишком поздно.
Поздно стало в тот самый момент, когда я позвонила агенту по недвижимости и сказала, что нашла дом своей мечты. Ну и что, что он иногда снился мне в кошмарах? Он не переставал быть мечтой.
Агент весьма удивилась, а ведь она даже не догадывалась, насколько странным было это решение. Я не стала рассказывать ей, что выросла в васильковом доме по соседству. Не упомянула, что эти полторы тысячи квадратных футов на незабываемые восемь лет стали для меня, по сути, вторым домом.
И я бы ни за что не призналась в том, как мне не терпится проверить, остались ли хотя бы какие-то сокровища в старом тайнике Эммы.
Оторвав взгляд от половиц, я достаю телефон.
Мне написала мама. Ну конечно.
Мама:
Люсиль Энн Хоуп.
Я:
Мам, через эсэмэс это не сработает.
Мама:
Просто сделай вид, что слышишь мой угрожающий тон.
Я:
Ладно. Я прямо трепещу. Что такое?
Мама:
Я соскучилась.
Я улыбаюсь и отправляю в ответ россыпь сердечек и плачущих смайликов. Потом кладу телефон на стоящую рядом коробку.
Мне двадцать два, и я наконец съехала из родительского дома.
Из-за проблем со здоровьем мне пришлось попрощаться с мечтой хоть когда-то покинуть тихий пригород Милуоки и уехать в Беркли, чтобы стать профессиональным автором песен. А кончина отца помешала найти постоянную работу – мама слишком страдала от горя и одиночества. Но теперь я наконец сделала первый шаг на пути к независимости. Мама переживает расставание еще тяжелее, чем я. Мы всегда были близки, особенно после смерти отца. Но мы обе знаем, что время пришло – мне пора вылететь из гнезда.
Кто же знал, что мое новое гнездо окажется здесь?
Круг замкнулся.
Я вздыхаю и, наклонившись назад, опираюсь на руки. Поднимаю взгляд к потолку, который некогда был украшен огромным постером One Direction и россыпью светящихся наклеек. Под этим потолком я регулярно засыпала в течение восьми лет. Мы объедались кисло-сладкими мармеладками – я забирала себе все зеленые, а Эмма предпочитала красные, – и вместе сочиняли песни, которые так и остались набросками в тетради.
Вино усиливает мое нервное возбуждение. Я делаю глубокий вдох и выпрямляюсь. Потом вытаскиваю старые половицы, ничуть не заботясь ни о занозах, ни о состоянии ногтей, ни о чем-либо еще.
Дрожа всем телом, я заглядываю внутрь.
И достаю содержимое тайника.
Дневник Эммы, разрисованный фломастерами и украшенный наполовину отлепившимися наклейками.
Нотные листы.
Старый кларнет Кэла.
Кэл, Кэл, мой Кэл.
При виде старого инструмента у меня на глаза наворачиваются слезы. Я ощупываю кларнет, размышляя, как он оказался в тайнике и можно ли на нем сыграть. Посередине видна трещина, скрепленная капелькой клея, – Эмма пыталась починить инструмент.