Характеристике героя как идейного представителя советского общества и опоры режима соответствует и его фамилия, которая, как пишет Харитонов, «происходит от канонического мужского личного имени Софроний, от греческого sophron — здравомыслящий, благоразумный». А. Харитонов обратил внимание и на другую деталь характеристики героя через его фамилию: «вместо орфографически точного, т. е. последовательно „здравомыслящего и благоразумного“ написания Софронов, она дается в повести как Сафронов. Изменена всего одна буква, но этого достаточно, чтобы разрушить искомые „благомыслящим“ героем порядок и совершенство»[31].
Эта деталь важна, она акцентирует ту черту Сафронова, которая подтверждается и его высказываниями: несмотря на свою лояльность режиму, Сафронов в политическом плане малограмотен. Так, например, о «ликвидации кулачества как класса» Сафронов говорит: «мы же, согласно пленума, обязаны их ликвидировать не меньше как класс». Опираясь на эту реплику, исследователи платоновского творчества пытались найти в истории нашей страны такой пленум, который принял решение о «ликвидации кулачества как класса». В этой связи называли то апрельский, то ноябрьский пленумы 1929 г. (что сказалось и на датировке повести — 1929 г.). Однако в данном случае ссылка Сафронова на пленум — лишь устойчивый оборот, речевой штамп как следствие неточности его политических знаний и поверхностности убеждений. Пленума же такого просто не было: впервые политика «ликвидации кулачества как класса» была провозглашена Сталиным в его речи «К вопросам аграрной политики в СССР» на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г.: «От политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества как класса». Так Платонов показывает, что идейной опорой сталинского режима были «сафроновы» — «благомыслящие» с изъяном.
Приспособленец Козлов — третий представитель советского общества. Он тоже участвует в общем «строительстве»; и таких, как эта «рвущаяся вперед сволочь», при любом режиме бывает большинство. С образом Козлова, ушедшего с котлована на общественную работу, связанно несколько реалий времени, не только ярко характеризующих этого несимпатичного рабочего, но и дающих материал для датировки повести.
Свое право на уход с тяжелой работы на котловане Козлов мотивирует тем, что «он видит в ночных снах начальника Цустраха товарища Романова и разное общество чисто одетых людей» (48). Данная деталь любопытна в двух отношениях — как показательная для уровня «политической грамотности» Козлова и как корректирующая датировку «Котлована». Дело в том, что товарищ Романов (Романов М. И.) никогда не был начальником Цустраха (Центральное управление социального страхования — орган при Наркомате труда СССР). А был тов. Романов начальником Главсоцстраха (Главное управление социального страхования — орган при Наркомате труда РСФСР). Начальником же Цустраха с марта 1929 г. был Котов В. А.[32] Опубликованные в прессе многочисленные документы по социальному страхованию подписаны то «начальник Главсоцстраха РСФСР тов. Романов», то «начальник Цустраха тов. Котов», а под некоторыми стоят подписи обоих начальников. Так что перепутать их было немудрено, что и сделал Козлов, демонстрируя свою политическую малограмотность (видимо, такая путаница не являлась приоритетом Козлова). Но Козлов не просто перепутал Котова с Романовым, он еще и не уследил за административными перестановками, что в ситуации темпов первой пятилетки тоже было нетрудно, но для будущего идеологического работника не извинительно. Отчеты, циркуляры и пр. Главсоцстраха, которые публикуют газеты «Труд», «Известия», журнал «Социальное страхование», до конца 1929 г. подписаны тов. Романовым. Но в конце 1929 г. и в начале 1930 г. в НКТ РСФСР проходит «чистка», о которой сообщает журнал «Вопросы страхования». В ходе чистки некоторые чиновники смещаются со своих постов («вычищаются»). Видимо, нечто подобное произошло и с тов. Романовым в январе 1930 г.: февральский номер журнала «Социальное страхование» за 1930 г. в разделе «Как живем, что делаем в Главсоцстрахе РСФСР» сообщает: «Вместо тов. Романова М. И. начальником Главсоцстраха РСФСР назначен зав. фондовым отделом Главсоцстраха тов. Михайлов М. К.». Подпись Романова М. И. на некоторое время исчезает из документов, но в сентябре 1930 г. опять появляется, сначала с такой расшифровкой: «за Народного комиссара труда РСФСР М. Романов», а через некоторое время и «Нарком труда РСФСР М. Романов». Видимо, М. И. Романову удалось «отмазаться». Впрочем, эти события находятся уже за пределами предполагаемого времени работы Платонова над «Котлованом». Таким образом, Козлов не только перепутал начальников (или возглавляемые ими ведомства), но и не был в курсе смещения с поста интересующего его лица, что возможно все-таки только в какое-то обозримое после этого смещения время, т. е. тоже не позднее весны 1930 г.
32
До начала 1929 г. Котов В. А. был соратником Угланова Н. А. по работе в МК и МГК ВКП(б)и причислялся к группе «правых». Однако «отрекся» и получил пост начальника Цустраха, каковым в 1931 г. еще оставался. Мы не отслеживали его судьбу дальше, но, кажется, в конце 30-х гг. он был репрессирован как бывший «правый».