Мэри кивнула, и вдруг ни с того ни с сего подумала о том, что Кармело сейчас станет расспрашивать ее о прошлой жизни, сломанном браке… У нее не было желания говорить обо всем этом, потому что ее судьба не сложилась так, как ей хотелось бы, ей нечем было гордиться. Но ведь рано или поздно он все равно поинтересуется ее прошлым, так что сегодня, возможно, наступил как раз тот момент, когда ей будет легче, чем когда-либо потом, раскрыть перед ним хотя бы один из закоулков своей души. Но начать надо с ответа на его вопрос: почему она не пьет?
— Было время, когда я пила, — призналась Мэри. — Вместе с моими друзьями и подругами студенческих лет я часто засиживалась в кафе или ресторанах, и мы позволяли себе за столом полностью расслабляться. Но однажды я перебрала так, что перестала помнить себя. — Она помолчала. Та пьяная ночь со всеми постельными подробностями ярко и живо всплыла в ее памяти. — И в результате потом на свет появился Алекс. Меня до сих пор мучает стыд… Но я не отказалась бы от своего ребенка ни за что на свете.
Замолчав, она привычно вздернула подбородок и приготовилась выслушать от босса какую-нибудь уничижающую фразу. Но Кармело не проронил ни слова. Он задумчиво посмотрел на нее и спросил:
— А куда же девался отец Алекса? Он знает что-нибудь о сыне?
Кивнув, Мэри пояснила:
— В то время мы с ним часто встречались, он был моим парнем, моей первой любовью. Я думала, что останусь с ним до конца жизни, что нас ничто не может разлучить, кроме смерти. Но как только я сказала ему, что забеременела, он отвернулся от меня и не захотел больше даже разговаривать со мной. Фактически он не верил, что это его ребенок.
Она замолчала и плотно сжала губы. Майкл полностью разрушил в ней веру в мужчин. Вскоре после их разговора он даже начал встречаться с ее лучшей подругой, тем самым утвердив ее в мысли, что в действительности никогда не любил ее. После их разрыва для нее наступили самые черные дни жизни. Друзья и подруги пытались утешить ее, она услышала от них десятки любовных историй с примерно такой же развязкой, и, в конце концов, возможно, под впечатлением этих историй Мэри пришла к выводу, что лучше больше никогда в жизни не иметь отношений с этими непостоянными мужчинами. Тем более что ребенок-то у нее уже был.
— Так что с тех пор ты его больше не видела?
— Нет. И не хочу видеть.
— А ты никогда не задумывалась над тем, что однажды наступит день, когда твой сын захочет точно узнать, кто его отец и где он находится?
Вопрос был вполне логичен, и она сама неоднократно задавала его себе. Однако ответа на него не находила до сих пор. Вернее, ответ был, но весьма расплывчатый. Вот и сейчас, когда об Алексе и его отце заговорил Кармело, она отделалась лишь общей фразой.
— Будет день, будет пища, — сказала она ему и тотчас перевела разговор на другую тему: — Я закончила перепечатку материалов конференции; они на твоем письменном столе.
Кармело с минуту молчал, уставившись куда-то в угол. Потом вдруг подался вперед и, подперев руками подбородок, произнес:
— Ты необыкновенная женщина, Мэри Коул.
Их взгляды встретились, и она почувствовала, как участился ее пульс, как побежали мурашки по коже и как ее тело тоже чуточку подалось вперед, на дюйм или два стало ближе к нему. Теперь он мог в любую секунду поцеловать ее. Ей подсказывал это утонченный женский инстинкт. И она была готова к этому. Кончик языка торопливо увлажнил пересохшие губы, участившееся дыхание потеряло глубину и целиком перешло в полость рта и тонкие, слегка раздувавшиеся ноздри.
Неожиданно выражение лица Кармело резко изменилось, он отпрянул назад и жестким, приглушенным голосом произнес:
— Я получил сегодня предупреждение о готовящемся похищении моего сына. Жизнь Робертино в опасности.
Записка пришла в офис по обычной почте. Когда он прочел ее, ему стало страшно, от неимоверного ужаса, казалось, покрылся инеем мозг и начались перебои в сердце. Никогда еще Кармело не осознавал так глубоко и так беспредельно, насколько дорог ему Робертино, как много он значил в его жизни. Сын для него был центром мироздания. Без него жизнь теряла всякий смысл.
«Предупреждаю вас, — послание бандита звучало зловеще и вызвало у Кармело безмерную ярость, — что я собираюсь похитить вашего сына. Вы никогда больше не увидите его, если не заплатите мне один миллион долларов США».
Уставившись в машинописный текст записки, он вдруг вспомнил, как когда-то был похищен его младший брат Адриано. Это случилось не в Америке, и с тех пор прошло уже немало лет. Его родители тогда чуть было не лишились рассудка. Когда на свет появился Робертино, в душе Кармело зародился страх за судьбу ребенка: он боялся, что, как и Адриано, его сын тоже станет жертвой злого рока. Но с годами этот страх развеялся. И вот…