- Что в этих письмах? Они кажутся….
- Совершенно невинными, - усмехнулся граф. – Если не искать в них другой смысл, то именно такими и являются.
- А если искать? – ухватилась я за его оговорку.
- Эвелин… Эвелин… - в его голосе появилась суровость.
- Алексей Степанович, - грустно улыбнулась я ему, - скажите мне, пожалуйста, моего мужа кто-нибудь ищет?
Ответ я знала еще до того, как он его произнес.
Неудачи в переговорах с князьями Ритолии нужно было на кого-то списать. Граф Орлов оказался для этого подходящим вариантом….
Моя мысль получила подтверждение уже на следующее утро.
Мы как раз сидели за завтраком и обсуждали предстоящую прогулку, когда перед графом появился светящийся шар, через секунду упавший в его руку свернутым в трубочку посланием.
Извинившись, Алексей Степанович вышел из-за стола, сделав знак Ивану, находившемуся тут же, в столовой, следовать за ним. Минут через пятнадцать прислали и за мной.
- Что-то с Георгием? – входя в кабинет графа, воскликнула я, отметив, насколько суровыми были их лица.
- Вы должны прочесть, - произнес Горин в ответ. Когда я подошла ближе, подал бумагу, на которой были отчетливо видны символы императорской власти.
Рука едва слушалась, но я взяла лист, отошла с ним ближе к окну. Не потому, что не хватало света, просто хотелось отстраниться от всех, остаться наедине с тем, что меня ожидало….
Ровные строчки, уверенный почерк…. У моего отца был такой же…. Почерк человека, знающего, что и почему он делает….
Сквозь выступившие слезы – сердце знало, сжимаясь от тоски и боли, прочитала первые слова…. Заверения в своей благосклонности, сожаление, что все сложилось именно так, а не иначе….
Сглотнув ком в горле, взглядом спустилась ниже….
… я с женщинами не воюю….
Прочла эти несколько слов раз, два, три…. Ничего не менялось, лишь более обнаженным становился смысл….
Неимоверным усилием заставив себя не разрыдаться, вновь поднялась чуть выше….
… если вина графа Орлова будет доказана….
… судьбу титула мы решим, не ущемляя ее интересов….
… она слишком молода и неопытна, чтобы быть замешанной в делах своего супруга, поэтому мы не будем настаивать на публичном суде, ограничившись отречением от мужа, произнесенном в присутствии высочайшего двора….
- Нет! – твердо произнесла я, отбросив послание императора Ксандра на пол. – Я - не отрекусь! – повторила еще жестче, сама удивляясь своей решимости.
- Вас никто не осудит, Эвелин, - не столько мягко, сколько осторожно, заметил Горин.
Резко обернулась к нему…. Его единственный глаз говорил иное! Алексею Степановичу было приятно услышать мои слова.
Но….
- Он – мой муж, - я чувствовала, как слезы стекают у меня по щекам, но сдерживать их даже не пыталась. – Преклонив колени перед Заступницей, я давала клятву быть рядом, что бы ни случилось….
- А как же дочь? – Горин подошел ближе, взял меня за руки. – Его дочь? Как быть ей?
Я поняла, о чем именно он хотел сказать, но… подумала совершенно о другом.
Алена! Дочь человека, которого все будут считать предателем….
- Вы права, Алексей Степанович, - не отнимая рук, кивнула я. Потом подняла голову, чтобы встретиться с ним влажным взглядом. – Вы ведь позаботитесь о ней?
- Благая Заступница! – хрипло выдохнул стоявший у стены Иван.
- Что ты надумала! – голос графа звучал низко, сочился угрозой. – Ты – девчонка. Ты хоть понимаешь….
- Понимаю! – совершенно спокойно перебила я его. – Я все понимаю, Алексей Степанович, - продолжила все с той же уверенностью. – И я должна это сделать. Если не для Георгия, то для дочери.
- Нет! – граф медленно повел головой из стороны в сторону. – Я не могу позволить….
- Вы не можете запретить, - поправила я его. – Только помочь!
- Это – сумасбродство! – отпустив мои ладони, отошел он к столу. – Вы просто не осознаете, насколько это сложная задача. Для мужчины сложная, а для вас….
- Хотите сказать, непосильная? – развернулась я, наблюдая за ним.
Известие от императора разом уничтожило то, что поддерживала магия, вернув ему возраст. Те самые далеко за пятьдесят, которые сейчас были видны в тяжелых, усталых движениях, в том, как опустились его плечи….
От той мощи, которую еще вчера едва сдерживала суровая ткань военного мундира, сегодня не осталось и следа.