«Как же ты жалок!» - иной голос зазвучал в уме. Чистый, ясный. Он чем-то напоминал Дороса и все же принадлежал Адрию – ему и только ему.
«Как те портовые пьянчуги, которых так презирал!» - новый болезненный укол. Вино встало в горле и тут же пошло обратно. Выронив из дрожащих пальцев чашу, Адрий согнулся пополам. Он едва не свалился с кресла. Яркое розовое пятно расцвело на сиршейском ковре - светлом, почти белом, теперь же попросту испорченном. Адрий покривился и вытер губы, затем внезапная ярость принудила его вскочить.
«Трус!» - точно когтем поддело изнутри.
Взревев, Адрий махнул здоровой рукой, снес со столика кувшин. Тот в отличие от чаши рухнул не на мягкий ковер, а на паркет. Осколки вперемешку с остатками вина разлетелись в стороны. Дернуло плечо. Заныла сломанная рука. Адрий тяжко рухнул обратно, закрыл ладонью лицо. Очередной приступ рыданий сдавил грудь.
«Выпивка ничего не исправит… никого не вернет! - мрачно заметил внутренний голос. - И убивает она непозволительно медленно».
Рыдания отступили столь же скоро, как и нахлынули. Адрий выпрямился в кресле. В раздумьях прикусил губу. По первой он пил лишь для того, чтобы забыться и заглушить боль в сломанных костях. Потом… потом пришло желание, навязчивая идея, мысль о единственно верном лекарстве. И вино – не оно.
Поиграв желваками, Адрий снова встал. Перешагнул через разбитый кувшин, миновал розовое пятно на ковре. Для того, кто пил весь день, Гетаний двигался твердо. Уверенно даже. В пару мгновений он добрался до письменного стола. Извлек перо, кусочек пергамента, повозился с чернильницей, силясь откупорить ее одной рукой, а справившись, повел неровную дрожащую строку:
Я – Адрий Криспос Гетаний, доверенный советник Его Величества императора Тита XII, прошу не винить никого в моей смерти. Это есть мой умысел и решение. Сие послание же и прощание, и завещание.
Ианта, дорогая супруга, прости меня, если твое доброе сердце сможет простить. Я не исполнил обещаний, данных тебе в день нашей свадьбы. Видит Спаситель, я пытался, но оказался недостаточно хорош! Знай, я любил (и люблю) тебя всем сердцем, всей душой. То, что было моим – теперь твое. Земли, корабли, поместье – они твои целиком и полностью.
Дорос, верный друг мой, я горд тем, что разделил столько горестей и радостей с тобой. Боюсь, мы расстались не на лучшей ноте, а потому, молю, прости мою резкость! Присмотри за Иантой и за Талией. Талия… Она не примет моего решения, обвинит в богохульстве и будет права. Своим поступком я и впрямь иду против Спасителя, отвергаю его святейший дар – жизнь. И пренебрегаю службой своему повелителю.
Дорос… О, Дорос, я понимаю, сколь многого прошу у тебя сейчас, но передай от моего имени Его Величеству, что своей смертью я не жажду уклониться от службы, я лишь не нахожу в себе сил продолжать – груз вины слишком тяжел!
Сожгите мое тело, как завещал Спаситель, но не хороните прах в крипте. Развейте его по ветру над Кировом мостом, прошу. На этом все. Я покидаю вас.
А. К. Гетаний.
Поставив точку, Адрий повел пергаментом над свечой, подсушил чернила, затем сложил лист и, щедро капнув воска, скрепил его личной печатью. Свои покои мужчина покинул в тот же час.
***
Рассветный холм. Адрий шагал по дороге, разрезавшей напополам скопления домов и домишек. Поутру светло-розовые, сейчас они казались холодно-голубыми, почти лунными. Маяк далеко впереди тоже будто выточен из лунного камня. Киров мост недалеко. С волнительным трепетом, почти предвкушением, Адрий ждал, когда тот вынырнет из-за темной завесы садов.
«Вот и все. Где начался мой род, там же и закончится», - мрачно думал мужчина. Впервые после смерти сына Адрий так глубоко и ясно ощутил свою исключительность. И одиночество. Он – последний Гетаний. Единственный на всем свете! Осознание этого давило на плечи не меньше, чем вина за то, что все сложилось именно так.
Ветер стал сильнее, прохладнее. Он заиграл в складках плаща, обнажая перевязь со сломанной рукой. Зашевелил тяжелые темные кудри. Вытеснил благоухания ночных цветов, подменив их влажной солоноватостью моря. Киров мост показал бок. Он будто светился изнутри. Ровное белое сияние исходило от его каменных «костей», опор и башен.
Адрий остановился на площадке неподалеку. Взойти на сам мост он не посмел. Холодное липкое чувство схватило его за брюхо и удержало на месте.
«Не сейчас», - понял Гетаний и, несмотря на яростное сопротивление ветра, оправил плащ, скрыл за ним богатые одежды и раненую руку. Шагнул к витиеватой ограде у края площадки – совсем такой же, как и на противоположном холме – том самом, с которого Адрий впервые показал сыну порт. Страх сковывал, но Адрий… Адрий не мог признаться себе. Его разум просил об отсрочке, говорил, что нужно пройтись – попрощаться и с этим городом, и с этой жизнью.
Облокотившись здоровой рукой об ограду, Адрий замер. Взгляд остановился на набережной внизу. Завтра поутру там найдут его тело. Остывшее и, возможно, уже расклеванное чайками – эти пернатые твари своего не упустят! Адрий мрачно хмыкнул, прищурился. На миг он ощутил в себе горячий прилив решимости, почти посмотрел на мост, но… перед мысленным взором встал ошеломленный образ Дороса. Старый друг… он будет первым, кто узнает о смерти Адрия Криспоса Гетания. Вероятно, он же и расскажет о случившемся Талии с Иантой. Проклятье! Дерьмовая же выйдет благодарность за годы преданной дружбы!
Адрий понурил голову. Стыд. Стыд прихватил его за горло. Почти вцепился клыками.
«Не думай!» - приказал себе мужчина и спешно зашагал прочь – к спуску в порт.
Осталась последняя прогулка.
========== Часть четвертая: «Финал» ==========
Несмотря на свою дневную и утреннюю оживленность, к ночи набережная Тимана пустела почти целиком. Редкие прохожие спешили подняться в город. Подвыпившая матросня не покидала портовых кабаков. Шлюхи крутились там же. Только патрули стражи встречались Адрию. Они не останавливали его, не задавали вопросов. Внутренне мужчина опасался, что его узнают, принудят вежливо улыбаться, объясняться, почему он – господин императорский советник собственной персоной – разгуливает здесь один, без охраны, но… нет. Кажется, темный, излишне простой плащ и отсутствие поблизости телохранителей превратили его в самого обыкновенного и непримечательного человека.
Человечка…
Торговая пристань. Адрий посетил ее с особым удовольствием. Пробраться в военный порт незамеченным он бы не смог, не смог бы попрощаться с «Мантикорой» – любимицей Дороса, но и здесь хватало знакомых кораблей.
«Леди Удача» – легкое, остроносое суденышко семейства Мелиев – родичей Ианты. Массивный «Козерог»: в скорости он проигрывал многим известным Адрию торговым судам, зато по части грузоподъемности и надежности равных не знал. Говорили, что однажды «Козерог» пробился сквозь бурю у берегов Пылающих островов. Ни скалы, ни ветер не сокрушили его. На соседнем с «Козерогом» причале дремал «Гиппокамп». Этот славился своей быстроходностью. Его хозяин – небезызвестный Александрос Деним Вейнс – давно норовил заключить пари, мол, чье судно лучше: его «Гиппокамп» или «Путеводная Звезда». Адрий отказывался всякий раз, когда речь заходила о споре. Не хотел рисковать.
«Был бы смелее, точно сорвал бы куш!» - сухо заметил внутренний голос. Адрий поморщился. Он знал, что на самом деле скрывалось за этой мыслью: другое, куда более ядовитое соображение: «Был бы я смелее, спас бы Кира».
«Или остался в том овраге», - что-то холодное и разумное воспротивилось. Скривившись, как от зубной боли, Гетаний прибавил шагу.
У единственного незанятого причала послышались шепотки. Краем глаза Адрий заметил два темных силуэта.
«Бандиты?» - вскинулась осторожность.