— Так может покажешь класс дизигнера-геральдиста и армориста? — насмешливо произнес Валера, явно озвучив невысказанное желание остальных заинтересованных.
Пожав плечами, я дождался доступа от Маши, притянул к себе проекцию картинки, открыл графический редактор и стер все цвета со щита.
«Напугал ежика голым задом» — пробурчал в это время внутренний голос. Со мной знание непрожитого века иной реальности, я вообще могу удивлять нон-стопом, поражая окружающих «свежими» идеями.
Разобравшись с кистями редактора я широко мазнул, и в несколько штрихов закрасил весь щит в черный. После нарисовал косой белый крест, разделяя щит на четыре части. Крест непропорциональный — нижние лучи короче чем верхние.
Немного подравняв не очень ровно получившийся широкий белый крест, внутри него нарисовал еще один, красный.
Ну вот. Тяп-ляп, и готово. Практически герб Болтонов из Игры Престолов.
— Ну… — протянул задумчиво Валера после долгой паузы. — Я бы не сказал, что это вот прямо идея.
— А если представить, что вот это, — показал я на красный крест внутри белого, — повешенный вниз головой распятый человек, с которого содрали кожу?
Непропорциональные, разной длины лучи креста помогали воображению. Добавляя описания ставшей резкой и неприятной даже на вид эмблеме, я произнес:
— Достаточно будет даже просто пустить слух о воображаемом методе казни, и он распространится быстрее пала в степи. А если в ЧВК набирать преимущественно католиков, так чтобы об этом было известно, тогда простой африканский люд будет гарантированно бояться наемников вплоть до дрожи в коленках. Даже без превентивной агрессии, только завидев красный косой крест на рукаве. Протектораты — это не то место, где как библию чтят билль о правах человека. «Неукротимый белый человек» подходит больше, и хорошо работает как инструкция по выживанию.
Обсуждение моей идеи заняло некоторое время, и в ходе шумного разговора, сплотившего компанию, я подумал, что пора бы линять отсюда. Дело скоро к утру, время провел хорошо — отдохнув душой, теперь пора отдохнуть телом. В то, что Леонид хочет мне сказать и показать что-то действительно важное, кроме знакомства с принцессой корпорации, я уже не верил.
А зря.
Правда, узнал я об этом весьма нетривиальным способом. Началось все с того, что мимо проходило несколько нижних чинов. Тех самых военных, на которых я показывал совсем недавно — солдаты московского 1-го Екатеринославского лейб-гвардии гренадерского полка, который не стоит путать с 1-м Лейб-гвардии гренадерским полком, расквартированном в Санкт-Петербурге. Впрочем, по форме спутать сложно — красные портупеи на черных мундирах московских гренадеров довольно известный предмет гардероба.
Ведь что такое московский гренадерский полк для России двадцать первого века? В первую очередь это поручик полка барон Михаил Кислер, и первый турнир на Ходынке, с которого началась история русского бокса. А также возникший с подачи Кистера клуб «Арена», закрытый и после возрожденный под названием «Панкратион». Клуб, с которого и началась популярность в России и мире одноименного искусства рукопашного боя.
Смешанные единоборства в этом мире ничуть не уступали популярности ММА в мире моем. Даже в некотором роде будучи более востребованными — не только на профессиональном, но больше даже на любительском уровне. Да, был нюанс — любители все сплошь состояли на воинской службе, и организмы их были усилены имплантами и аугментацией.
И недавний чемпионат по панкратиону Российского Императорского военно-морского флота привлекал внимания не меньше, чем очередные поединки UFC на бойцовском острове. Так что, любой профессионал из мира (из легального мира) смешанных единоборств моментально лег бы у ног самого слабого любителя из армий Большой Четверки. Среди которых екатеринославцы признанно считались постоянными кандидатами на звание первых среди равных.
Это я все к тому, что громкий выкрик «Эге-ей! Лыжню!» — от идущего с пивом Барятинского расступиться парней в черных мундирах оперативно не заставил. Даже наоборот. Ну а когда последовало: «Ну что вы тугие как дуболомы, а? Пройти говорю дайте!», — обращенное к широкоплечему и массивному как шкаф фельдфебелю, ситуация сразу приобрела высокий градус накаленности. Тут же вылившийся в молодецкий удар в бубен (Барятинского).
Способности Барятинского уже давно были заглушены чистой слезой, отсекающий контакт с Источником. Но и гренадер смотрел на мир потухшими, неактивными имплантами — в боевом режиме его удар мог и через кирпичную стену пройти.