— Будьте вы неладны! — У нее вспыхнули щеки. — А я-то подумала, это поможет вам.
— Возможно, так оно и есть, — ответил я совершенно искренне. — Но мне становится тошно при одной мысли о том, как будет выглядеть физиономия нашего окружного прокурора, если я преподнесу ему эту историю в качестве основания для обвинения. Прежде чем я начну раздумывать о поступках миссис Мэгнасон… или о виновности Брайана, мне нужно раздобыть целую кучу неопровержимых фактов.
— В таком случае включите пластинку, — буркнула Джастис. — Все лучше, чем сидеть вот так и слушать противный самоуверенный голос.
— Повинуюсь, мадам!
Я поставил пластинку и дождался, пока вкрадчивая чувственная мелодия, лившаяся из пяти динамиков, не заполнила все помещение, вызывая какие-то нервные токи вдоль моего позвоночника. Минутой позже я уже осмелился взглянуть на Джастис. Она допила свой бокал, затем осушила мой и закурила сигарету. Впрочем, судя по выражению ее лица, сигарета ей вовсе не требовалась: она могла бы вдыхать огонь и дым, просто думая обо мне.
Я схватил пустые бокалы и удалился на кухню. А когда возвратился с заново наполненными до краев сосудами и протянул их, вместо пальмовой ветви, ей, она равнодушно забрала у меня подношение. Опустошив первый бокал двумя быстрыми глотками, на мгновение подняла голову, глянула на меня и швырнула его в угол комнаты. Но он не долетел до противоположной стены, лишь пару раз подпрыгнул на ковре.
— Не разбился, — ровным голосом сообщила Джастис.
— Сегодня мне везет. — Наверное, мне лучше было бы не говорить так.
— Вы думаете?
Она опустошила одним продолжительным глотком второй бокал и, размахнувшись, бросила его с силой через всю комнату. В итоге, естественно, ковер был весь усеян десятками мелких осколков, на которые опасно наступать босыми ногами.
— Теперь у вас свободны обе руки, — произнес я миролюбиво.
— Это по теории Фрейда имеет особое значение? — фыркнула она.
— Только для копов. Один из первых уроков: никогда не нападай на женщину, держащую оружие, хотя бы в одной руке, потому что она способна тебя изувечить.
Она разыграла целую сценку: сначала медленно закрыла глаза, затем заткнула уши обеими руками.
— Пожалуйста, прекратите свое словоизвержение, — произнесла она молящим голосом. — Я больше не выдерживаю. Вы не что иное, как передвигающийся, никогда не замолкающий громкоговоритель. К тому же на кривых ногах!
Схватив ее за запястья и рывком подняв на ноги, я плюхнулся на кушетку и затем, уже другим рывком, бросил ее лицом вниз к себе на колени. Все ее искусственные цветные градинки засверкали, когда я задрал подол юбки Джастис выше талии, обнажив округлые полушария ее мягкого места, обтянутые белыми шелковыми трусиками. Я отшлепал ее отнюдь не символически: каждой половинке досталось по пять увесистых шлепков, — после чего решил, что этого достаточно, потому что моя ладонь буквально горела.
Секунд пять после столь наглядного урока длилось тягостное молчание. Потом она медленно повернула голову и посмотрела на меня через плечо. Огромный узел волос на шее распустился, светлые пряди торчали во все стороны. Лицо пылало, в глазах читалась холодная непримиримая ярость, готовая взорваться с большей разрушительной силой, нежели атомная бомба.
— Ты!.. — прошипела она. — Я убью тебя за это! Вырежу у тебя все внутренности и вместо них заполню твое брюхо раскаленными камнями! Я… А-а-ах!
В порыве мести, придумывая для меня все более изощренные способы наказания, она позабыла о том, что занимала весьма неустойчивое положение поперек моего колена. Когда повернулась ее голова, повернулись и плечи, равновесие было нарушено, и она скатилась с колена на пол. Приземлилась она спиной. Раздавшийся при этом шум нельзя было назвать слабым, и я не сомневался, что ей было очень больно. Во всяком случае, я бы ей посочувствовал, если бы в этот момент не хохотал. А когда взрыв моего непочтительного смеха сменился просто смешком, Джастис уже стояла на ногах.
— Я… я… — Она не могла найти подходящих слов, чтобы выразить свое негодование. Потом в сапфировых глазах вновь появилась ярость. — Черт возьми, что тут смешного?
Я беспомощно свалился на спину:
— Радость моя, вы бы посмотрели на свои волосы!