Мы во весь опор проделали так два или три льё. Повозка катила по высокой траве, как по ковру, проезжая мимо скелетов людей и лошадей, лежавших по сторонам дороги.
Наконец мы достигли такого места, где земля, казалось, обрывалась у наших ног: перед нами открылась огромная лощина. На ее дне бурлила река Акташ; на вершине горы, напротив нас, высился аул князя; справа, в глубине, в голубоватой дымке долины виднелись белые стены вражеской деревни.
За неделю до нашего приезда сюда чеченцы предприняли нападение на аул, но были отброшены.
На склоне, где мы находились, возвышалась крепость, которую полковник Чубан защищал, когда ему было двенадцать лет, и которая была не чем иным, как цитаделью Святого Креста, построенной Петром I во время его путешествия по Кавказу.
Мы начали крутой спуск вдоль отвесных скал. При этом картина местности, раскинувшейся от одной горы до другой, представала нашему взору с самой выигрышной стороны.
На минуту мы остановились, чтобы Муане мог зарисовать этот пейзаж.
Тем временем наш конвой являл собой чрезвычайно живописное зрелище: одни всадники спускались по двое, другие — группами, третьи переходили реку вброд и поили в ней своих коней, тогда как авангард уже поднимался по противоположному склону.
Как только Муане закончил рисунок, мы снова тронулись в путь, в свою очередь переправились через реку и стали взбираться по крутой тропе, которая вела в аул.
У въезда в деревню нас ожидал комендант крепости.
Это был первый по-настоящему татарский аул, в который мы въезжали.
Нет народов красивее тех, что обитают вблизи гор; имея монгольское происхождение, то есть изначально отличаясь неприглядной внешностью, все пришельцы, продвинувшиеся к Кавказу, смешались с местными народами и вместе с их женщинами получили в приданое красоту.
Особенно замечательны их глаза; у женщин, у которых большую часть времени нельзя увидеть ничего, кроме их глаз, эти глаза — словно два огня, две звезды, два черных алмаза. Возможно, если бы была видна и остальная часть лица, глаза женщин лишились бы своей прелести, но, видимые лишь вместе с нижней частью лба и с переносицей, они выглядят очаровательно.
Мальчики тоже очень красивы в своих огромных папахах и со своими большими кинжалами, которые привешивают им на бок, как только они начинают ходить самостоятельно. Мы нередко останавливались перед стайками ребятишек в возрасте семи—двенадцати лет, игравших в бабки или какую-нибудь другую игру, и приходили от них в полное восхищение.
Какая разница по сравнению со степными татарами!
Правда, степные татары вполне могут иметь монгольское происхождение, а татары, живущие у подножия Кавказа, — тюркское.
Эту проблему я предоставляю решить ученым. К несчастью, ученые всегда ведут споры в своих кабинетах и редко отправляются изучать вопрос прямо на том месте, где он возникает.
Мы въехали в аул князя Али-Султана; там, как и повсюду, нас поразила красота людей.
Но мы были поражены и тем, как озлобились против нас собаки: эти проклятые четвероногие словно распознали в нас христиан.
Что нас еще поразило, так это лошадиные головы, обратившиеся в голые черепа и выставленные на заборах, чтобы отпугивать птиц.
Мы подъехали ко дворцу князя: это был дом, устроенный как крепость.
Хозяин вышел нам навстречу и ждал нас на пороге.
Там он лично снял с нас оружие, что значило: «С той минуты, как вы пришли ко мне, я отвечаю за вас».
Зал для приемов представлял собой вытянутую в одном направлении комнату. По левую сторону, в специально устроенных в стене нишах, были свернуты по отдельности шесть полных наборов постельных принадлежностей — матрасов, перин и одеял, то есть всех тех предметов, которых мы не видели так давно, что они стали нам почти незнакомы. На стене висело разного рода оружие; наконец, в самом дальнем конце комнаты, напротив входной двери, стояли два больших зеркала с верхними полками, заставленными фарфоровой посудой.
Пространство между двумя зеркалами было затянуто золотой парчой.
Аул носит европейское название Андрей. Это тот самый аул, который мы упоминали, рассказывая о Черв- ленной.
В ожидании, когда будет подан обед, князь предложил нам осмотреть селение.
Мы согласились и в сопровождении князя и его сына вышли из дома.
За исключением дома князя, все дома здесь одноэтажные, с террасой на крыше; эта терраса обычно так же заполнена людьми, как и улица: она является собственностью, личным владением и, главным образом, местом прогулок женщин. Они ходят там в своих длинных сетчатых покрывалах и смотрят на прохожих сквозь похожее на бойницу отверстие, оберегающее их от чужих глаз.
Терраса служит и другим целям.
Именно на террасе чаще всего складывают запасы сена для скота и именно здесь обычно провеивают кукурузу.
Кукурузу здесь развешивают гирляндами перед домами, используя вертикальные шесты и горизонтальные веревки, и ее золотые початки выглядят чрезвычайно красиво.
Андрей-аул известен своими оружейными мастерами: они изготовляют кинжалы; выкованные ими клинки несут на себе особое клеймо и славятся по всему Кавказу. Если лезвие такого клинка приложить к копеечной монете, то простое надавливание оставляет на ней настолько глубокий надрез, что, когда клинок затем поднимают, он поднимает с собой и монету.
Однако кавказские мастера никогда не имеют в своих лавках ничего кроме того, что они изготавливают сами.
Так, у оружейников есть клинки, но нет рукояток; у рукояточников есть рукоятки, но нет клинков.
Поэтому вам приходится покупать клинок у одного мастера, приделывать к нему рукоятку у второго, а затем относить его к третьему, чтобы тот изготовил ножны.
Мечта, которую наши рабочие вынашивали в 1848 году, уже осуществлена.
Здесь нет посредников.
В итоге проезжающий через эти края иностранец почти никогда ничего не может тут купить. Необходимо, чтобы он сделал заказ и подождал, пока заказанную вещь изготовят.
Более того, если он заказывает такие предметы, для изготовления которых необходимы предварительные затраты, эти предварительные затраты должен понести он сам. Предполагается, что у татарского ремесленника нет ни копейки.
Мы побывали у четырех или пяти оружейников, и только у одного из них нашелся кинжал, оправленный золоченым серебром с голубой эмалью. Я справился у хозяина о цене кинжала, хотя, сочтя его оправу довольно безвкусной, не возымел большого желания купить это оружие.
Хозяин ответил, что кинжал уже продан.
Наша прогулка по аулу продолжалась до тех пор, пока нам не сообщили, что нас уже ждет обед.
Мы возвратились в дом.
На столе стояло только четыре прибора.
Они были приготовлены для подполковника Коньяра, меня и моих спутников.
Князь, его сын и придворные стояли вокруг стола, в то время как пажи подавали нам кушанья.
Было бы затруднительно сказать, что мы тогда ели: исходные продукты, предназначенные в пищу человеку, подвергаются в татарской кухне такой обработке, что благоразумнее всего, если вы голодны, спокойно есть, не тревожась о том, что вы едите.
Тем не менее я предполагаю — но не утверждаю, — что мы ели суп из курицы, заправленный яйцами.
Затем были поданы отбивные котлеты с медом.
Затем рябчики с вареньем.
Завершением обеда служили яблоки, груши, виноград, квашеное молоко, сыр и еще какое-то блюдо, распознанное мной по косточке, которой я чуть было не подавился, как рыбное кушанье.
Обед кончился в два часа. Мы поднялись из-за стола и хотели было попрощаться с князем, который, однако, чрезвычайно учтиво заявил, что, выйдя нам навстречу и приняв нас у себя, он, по его мнению, не до конца исполнил свой долг хозяина.
Ему еще оставалось проводить нас.
И в самом деле, лошади все еще стояли оседланными. Князь с сыном, полковник Чубан, пажи и сокольники снова заняли свои места вокруг нашего экипажа, и весь караван снова двинулся в путь так же, как и прибыл, то есть во весь опор.