Мы проезжали мимо этой горы перед закатом солнца и обратили на нее внимание из-за ее красивых очертаний и потому что она была великолепно освещена.
Это гора Святого Илии.
Ее подножие омывают воды соленого озера.
В небольшой пещере, вырытой в середине горы, построена часовня, часто посещаемая верующими.
Предание гласит, что именно в эту пещеру пророку Илии доставлял пропитание ворон и что с вершины этой горы он вознесся на небо, оставив плащ своему ученику Елисею.
Это было первое библейское предание, с которым мы встретились на нашем пути. Чувствовалось, что мы приближаемся к Армении.
Вернувшись в дом князя, мы увидели его адъютанта, поджидавшего нас со своим альбомом. Он тоже был рисовальщиком и, участвуя в последней экспедиции против лезгин, сделал несколько очень любопытных зарисовок.
Одной из них был вид Гарух-Меэра — горы, на которую в ходе этой экспедиции нужно было взобраться, чтобы проникнуть к лезгинам.
На другом рисунке была изображена Бежита — аул, захваченный после осады каждого его дома.
Чтобы войти в аул, пришлось разрушить все его дома один за другим; когда был захвачен последний дом, аул оказался стерт с лица земли.
Наконец, третий рисунок был видом аула Китури, объятого пламенем. Именно перед этим аулом, захваченным 21 августа 1858 года, генерал Вревский был ранен двумя пулями — в грудь и в ногу.
Через двенадцать дней он скончался от двух этих ранений.
Полковник Карганов принял на себя командование экспедицией и, продолжая ее, взял приступом Дидо и стер его с лица земли.
Все жители этого селения, около тысячи человек, были приведены к покорности.
На четвертом рисунке были изображены лезгинские ворота, украшенные отрубленными руками; руки были прибиты гвоздями, подобно тому как к воротам наших ферм пригвождают волчьи лапы.
Отрубленные руки долгое время не подвергаются разложению и остаются, так сказать, живыми на вид, благодаря какому-то составу, в котором их предварительно варят.
Эти ворота в одном из домов Дидо были украшены пятнадцатью руками. Другие лезгины, более благочестивые, прибивают их к стенам мечетей. В мечети Дидо было, вероятно, около двухсот прибитых рук.
Впрочем, такой христианский народ, как тушины, смертельные враги лезгин и вообще всех магометан, оказывающие огромные услуги русским в их военных экспедициях, имеют, при всех своих христианских добродетелях, тот же самый обычай: сколько врагов захватывают тушины, столько они и отрубают рук.
Во время последнего похода у одного из предводителей тушин, вместе с тремя своими сыновьями шедшего в русских рядах, был ранен старший сын. Отец боготворил этого юношу, но счел для себя делом чести никоим образом не выказывать свою слабость, хотя, на самом деле, сердце его было разбито.
Отца звали Шете. Возможно, это имя представляет собой искаженное слово «шайтан», что значит «дьявол».
Сына звали Григорием.
Отцу показали дом, куда перенесли раненого.
Шете отправился туда.
Не в силах превозмочь боль, юноша стонал.
Шете подошел к ковру, на котором лежал сын, оперся на свое ружье, взглянул на раненого и, нахмурив брови, спросил:
— Кого это я породил — мужчину или женщину?
— Мужчину, отец, — ответил Григорий.
— А если так, — произнес Шете, — то почему же этот мужчина стонет?
Раненый замолк и скончался, не испустив ни единого вздоха.
Когда сын умер, отец взял труп, раздел его и положил на стол.
Затем острием кинжала он сделал семьдесят пять зарубок на стене, после чего разрубил тело сына на семьдесят пять кусков — по числу родственников и друзей, способных носить оружие.
— Что ты делаешь? — спросил полковник, увидев его за этой жуткой работой.
— Я хочу отомстить за Григория, — отвечал он, — и через месяц мне доставят столько же лезгинских рук, сколько я разошлю кусков его тела.
И действительно, спустя месяц он получил от своих родственников и друзей семьдесят пять рук, к которым он добавил еще пятнадцать, добытых им самим.
В общей сложности это составило девяносто рук.
Григорий был отомщен.
Во время боя тушин если и придет на помощь другу, то лишь по его призыву, однако редко случается, чтобы тушин звал на помощь, даже когда он сражается один против трех.
Некий тушин полюбил девушку из селения Тиармет и посватался к ней.
— Сколько лезгинских рук ты можешь принести мне в приданое? — спросила его девушка.
Молодой тушин удалился пристыженный: он еще ни разу не сражался. Придя к Шете, он рассказал ему о своей беде.
— Спроси сначала у той, которую ты полюбил, сколько она хочет рук, — сказал ему Шете.
— По крайней мере, три, — заявила девушка.
Тушин передал ее ответ Шете.
— Иди со мной в ближайший поход, — предложил ему Шете.
— А вдруг придется долго ждать, — опечалился молодой человек.
— Ну что ж, тогда пойдем теперь же, я ведь готов всегда.
Они отправились в поход и через две недели вернулись с дюжиной рук: Шете отрубил их семь, а влюбленный — пять.
Парень принес на две руки больше, чем у него просили, и потому свадьба праздновалась с большой пышностью, с участием всего селения.
Среди рук, добытых Шете, была одна детская.
Каким образом она у него оказалась?
Сейчас я вам это расскажу.
Шете служит ночным пугалом и страшилищем для лезгин; лезгинские матери, желая заставить своих детей замолчать, говорят:
— Вот сейчас я позову Шете.
И дети умолкают.
Но один из них, более упрямый, чем другие, или, может быть, не веривший в существование Шете, продолжал плакать.
Дело было ночью.
Мать взяла ребенка и открыла окно.
— Шете! Шете! Шете! — крикнула она. — Приди и отруби руку этому плаксе, который не хочет умолкнуть!
И, чтобы попугать ребенка, она высунула его за окно.
Ребенок отчаянно закричал.
Это был крик боли, а не страха, и мать тотчас догадалась, что произошло. Она поспешно втащила ребенка назад: его правая рука была отрублена.
Случаю было угодно, чтобы Шете находился в засаде возле этого дома: он услышал неосторожные слова матери и исполнил ее просьбу.
Какими же кровожадными зверями бывают подобные люди!
Нам оставалось проделать еще около ста двадцати верст, чтобы добраться до Тифлиса. Учитывая отвратительные дороги, ожидавшие нас впереди, можно было предположить, что мы попадем в Тифлис на следующий день не ранее полудня или часа дня, да и то, если будем ехать всю ночь.
На первых двух станциях, то есть на Чероской и Сиг- нахской, все шло отлично, и мы нашли там лошадей.
Но после второй станции, где дорога становилась безопасной, мы не сочли нужным и дальше ехать с конвоем.
Это стало причиной того, что на третьей станции, то есть на Магарской, нас приняли за людей малозначительных; в итоге, несмотря на нашу подорожную, смотритель даже не потрудился повернуть голову и заявил, что лошадей у него нет.
Такие ответы нам были хорошо знакомы; но, поскольку у нас было желание пообедать, перед тем как снова отправиться в путь, а обед должен был занять целый час, мы ответили, что готовы подождать.
— Ждите, — с прежним своим безразличием произнес смотритель, — но лошадей не будет до ночи.
Когда станционные смотрители в России принимают подобный вид, это похоже на то, как если бы они с помощью тридцати одной буквы своего алфавита сказали вам: «Мы воры и хотим взять с вас выкуп».
Так что на это заявление можно было ответить лишь одним способом, а именно, приготовить плетку.
— Возьмите мою плетку, — сказал я Калино.
— А где она?
— В моем чемодане.
— А почему вы туда ее положили?
— Потому что, как вам прекрасно известно, эту превосходную плетку подарил мне генерал Лан и я очень дорожу ею.
— А что я буду делать с помощью вашей плетки?
— То же, что волшебники делают с помощью своей волшебной палочки: вы достанете нам лошадей из-под земли.
— О, я полагаю, что сегодня это будет совершенно бесполезно.