И тарантас, продвигаясь среди огромной людской толпы, стал подниматься в гору так же быстро, как перед этим спускался вниз.
XXXVI. ТИФЛИС: О ТЕХ, КОГО ЗДЕСЬ ВЕШАЮТ
Барон Фино жил в верхней части города, на Царской улице, ниже церкви святого Давида.
Как выяснилось, барон обедал в это время у княгини Чавчавадзе, но, поскольку мы должны были приехать со дня на день, он, уходя, велел своему слуге проводить нас в заранее приготовленную нам квартиру.
Нас проводили в располагавшийся на Театральной площади великолепный дворец, где две комнаты и огромная гостиная были отданы в наше распоряжение г-ном Иваном Зубаловым, богатым грузином.
Муане и Калино заняли одну комнату, я занял другую. Гостиной предстояло стать общей творческой мастерской.
Из окна своей комнаты я прекрасно видел две виселицы с их лишенными плоти дланями, на концах которых раскачивались мешки.
Это и в самом деле были повешенные, как я уже имел смелость предположить раньше, и повешены они были совсем недавно: их казнили в этот самый день.
Я стал наводить справки, желая узнать, за какое преступление эти люди понесли наказание.
Как выяснилось, они убили двух приказчиков г-на Жоржаева, часового мастера, чтобы получить возможность украсть в его магазине часы, висевшие под стеклом, и деньги, запертые в ящиках кассы.
Убийцы были армяне, что крайне необычно. Армяне, с их послушным и кротким характером, часто бывают ворами, изредка шулерами, но очень редко убийцами.
Случилось так, что из одного и того же окна я мог видеть слева двух повешенных, а справа — лавку г-на Жоржаева.
Вот как все происходило.
Господин Жоржаев имел двух приказчиков, и они, проводя весь день в магазине, по вечерам, тем не менее, уходили по своим делам или отправлялись развлечься.
Ключ от магазина они обычно брали с собой, чтобы вернуться туда в удобное для них время и открыть лавку еще до того, как г-н Жоржаев поднимется с постели.
Приказчики подружились с двумя армянами, одного из которых звали Шубашев, а другого Исмаил.
Два эти армянина задумали ограбить г-на Жоржаева.
Замысел у них был такой: завлечь приказчиков на ужин, напоить их, убить, взять у них ключ и с помощью этого ключа открыть магазин.
Все произошло так, как предусмотрели убийцы, за исключением одной детали. Приказчиков завлекли на ужин, напоили, убили, однако, сколько убийцы ни обыскивали трупы, ключа они не нашли.
Тогда они решили пустить в ход другое средство: переодеться в платье убитых, явиться к дому г-на Жоржаева и постучать в дверь; ночь была темная; тот, кто пойдет отворять им дверь, свечу с собой, вероятно, не возьмет и примет их за приказчиков; они войдут в дом, а оказавшись там, будут действовать в соответствии с прежним замыслом.
Но прежде всего им следовало избавиться от трупов.
Они разбудили какого-то бедолагу-носильщика, спавшего на своей котомке, привели его к месту убийства, показали ему два трупа и пообещали ему четыре рубля, если он согласится зарыть убитых.
Муша — так называют в Тифлисе носильщиков тяжестей — никогда не зарабатывает четыре рубля за один день, а тем более за одну ночь.
Он взвалил оба трупа на спину, спустился к Куре, перешел через Александровский мост, поднялся на склон холма в предместье Чугурети и зарыл их в месте, называемом Красной горкой.
Однако дело было ночью, и, то ли бедняга плохо видел в темноте, то ли ему хотелось спать, он закопал их крайне небрежно, так что ступни одного из них высовывались из земли.
Затем муша возвратился спать туда, где убийцы его нашли; место было удобное, и он надеялся, что они отыщут его здесь снова.
Тем временем убийцы подошли к магазину г-на Жор- жаева и постучали, однако дверь им пошел отворять сам г-н Жоржаев, причем со свечой в руке.
Не могло быть и речи о том, чтобы попытаться обмануть часовщика. Шубашев и Исмаил бросились бежать.
Открыв дверь, г-н Жоржаев увидел двух убегавших людей.
Он подумал, что это чья-то шутка, запер дверь и снова лег спать, пребывая в дурном расположении духа, поскольку такая шутка показалась ему крайне неуместной.
На другой день приказчики не явились на службу; столь явным образом они пренебрегли своим долгом впервые. Господин Жоржаев начал проявлять беспокойство.
Около полудня пастух, пасший быков на горе, заметил в каком-то месте, где земля показалась ему свежевско- панной, торчавшую из земли ступню.
Он потянул ее; за ней показалась другая ступня, потом нога, затем он увидел две ноги, потом тело, потом два тела.
Пастух бегом помчался в город и дал показания.
После того как трупы выкопали, было произведено их опознание и установлено, что это тела приказчиков г-на Жоржаева.
А так как нашлись свидетели, видевшие накануне вечером, как приказчики вышли из дома вместе с двумя этими армянами, то, подозрение, естественно, пало на последних.
Их арестовали, затем арестовали мушу; всех троих предали суду и всех троих осудили на смерть: Шубашева и Исмаила как виновников преступления, мушу как их сообщника.
Преступление наделало много шуму и вселило в горожан сильный страх; князь Барятинский, наместник императора на Кавказе, торопил следствие, и оно прошло быстро: улики были неопровержимые.
Как locum tenens[4] императора, князь Барятинский имеет право помиловать приговоренного к смерти; лишь он один судит, в определенных случаях, уместно ли докладывать о них императору.
Никакое чрезвычайное обстоятельство не требовало отсрочки казни; однако князю показалось, что муше наказание должно быть несколько смягчено. Он был перс.
В итоге его приговорили к тысяче ударов батогами и, если он после этого выживет, к ссылке в сибирские рудники сроком на восемь лет.
Было вполне вероятно, что он выживет: грузин, армянин, перс могут выдержать тысячу ударов батогами, горец — тысячу пятьсот, русский — две тысячи.
Но ни один преступник, какой бы национальности он ни был, не может выдержать три тысячи ударов, которые равносильны смертной казни.
Однако решено было оставить мушу до последней минуты в убеждении, что он будет повешен.
Три виселицы установили ровно там, где были найдены тела приказчиков.
Такое расположение виселиц заключало в себе два преимущества.
Во-первых, казнь совершалась в том месте, где преступление было доведено до конца.
Во-вторых, эта голгофа, на сей раз позорная, была видна со всех концов города.
В день нашего приезда, ровно в полдень, трех осужденных привезли на телеге к месту казни; на них были белые штаны и смертные балахоны, руки их были связаны на груди, а головы непокрыты.
На шее у каждого висела табличка с текстом приговора.
Когда преступники остановились у подножия виселиц, им зачитали решение суда.
Одному из них, как мы уже сказали, наказание было смягчено.
После того как приговор был оглашен, палач и его подручный схватили того из осужденных, кто был моложе, и накинули ему на голову мешок таким образом, что из его нижнего отверстия виднелись только ноги.
Они не были связаны.
Мешок, дно которого лежало на голове осужденного, полностью скрывал его лицо.
Палач и его подручный поддерживали преступника, пока он поднимался на виселицу.
Две лестницы, поставленные бок о бок, опирались на поперечину виселицы.
Одна, стоявшая ближе к концу поперечины, с которого свисала веревка, предназначалась для осужденного.
Другая предназначалась для палача и его подручного.
Поднявшись на девятую ступеньку лестницы, осужденный остановился.
В ту же минуту палач накинул ему на шею, поверх мешка, петлю, заставил его подняться еще на две ступеньки и, толкнув рукой, отправил в вечность.
Тотчас же, пока первый повешенный еще раскачивался на веревке, лестницы переставили от одной виселицы к другой.
Средняя виселица оставалась свободной (напомним, что, хотя к смерти приговорили лишь двух преступников, виселиц было установлено три).