Дон Филиппо взял вексель, быстро пробежал его глазами, небрежно протянул руку к перу, сделал вид, что обмакнул его в чернила, написал "Согласен", поставил внизу свою подпись, присыпал еще влажные чернила голубым песком и вернул еврею вексель в открытом виде.
Еврей взглянул на бумагу: и акцепт, и подпись были выведены крупным, разборчивым почерком. Еврей с довольным видом склонил голову, сложил вексель и спрятал его в старый бумажник, где бумага должна была храниться до наступления срока уплаты, ибо подпись дона Филиппо давно уже не имела силы на финансовом рынке.
По истечении срока еврей явился к дону Филиппо. Против своего обыкновения, тот был дома. Против ожидания, с ним можно было увидеться. Еврея провели к нему.
— Сударь, — сказал еврей, склонившись в глубоком поклоне перед своим должником, — я надеюсь, вы не забыли, что сегодня истекает срок нашего векселечка.
— Не забыл, дорогой господин Феликс, — ответил дон Филиппо. (Еврея звали Феликс.)
— В таком случае, — сказал еврей, — надеюсь, вы приняли необходимые меры, чтобы все было по правилам?
— Ни минуты не думал об этом.
— Но вы знаете, что в таком случае я буду преследовать вас по закону?
— Преследуйте.
— Вам известно, что неуплата векселя влечет за собой арест?
— Известно.
— Тогда, чтобы вы не ссылались на незнание, предупреждаю, что я без промедления заставлю вызвать вас в суд.
— Извольте.
Еврей, брюзжа, удалился, и дон Филиппо через неделю был вызван в суд.
Дон Филиппо явился в суд.
Еврей изложил свои претензии.
— Признаете вы свой долг? — спросил судья ответчика.
— Не только не признаю, — ответил дон Филиппо, — но даже не знаю, о чем толкует этот господин.
— Предъявите вексель суду, — обратился судья к истцу.
Еврей вытащил из бумажника вексель, подписанный доном Филиппо, и в сложенном виде передал его судье.
Судья развернул бумагу, взглянул на нее и сказал:
— Да, это действительно вексель, но я не вижу ни акцепта, ни подписи.
— Как? — побледнев, воскликнул еврей.
— Посмотрите сами, — ответил судья и вернул вексель истцу.
Еврей едва не лишился чувств. Действительно, акцепт и подпись исчезли как по волшебству.
— Подлый разбойник! — вскричал еврей, поворачиваясь к дону Филиппо. — Ты мне за это заплатишь!
— Простите, дорогой господин Феликс, вы ошибаетесь, это вы мне заплатите, — ответил тот и, повернувшись к судье, сказал: — Ваше превосходительство, мы требуем выдать свидетельство, что без всякого на то основания мы только что подверглись оскорблению перед лицом суда.
— Мы вам его дадим, — ответил судья.
Заручившись этим свидетельством, дон Филиппо подал на еврея в суд за клевету, и, поскольку оскорбление было публичным, вердикт не заставил себя ждать.
Еврея приговорили к трем месяцам тюрьмы и тысяче экю штрафа.
Теперь объясним случившееся чудо.
Вместо того чтобы обмакнуть перо в чернила, дон Филиппо просто-напросто намочил его в своей слюне. Затем он присыпал мокрые буквы голубым песком. Песок прочертил буквы, но, когда слюна высохла, песок осыпался, а вместе с ним исчезли акцепт и подпись.
Благодаря этому ловкому маневру, дон Филиппо выиграл шесть тысяч франков, но потерял остаток кредита. Правда, вполне вероятно, что этот остаток не принес бы ему шести тысяч франков.
Но как ни растягивай сумму в тысячу экю, она не может тянуться вечно; к тому же, дон Филиппо достаточно верил в свой гений, чтобы не доводить экономию до скупости. Он попытался было договориться о новом займе, но история с бедным Феликсом наделала много шуму, и, хотя никто не жалел еврея, все испытывали явное отвращение к тому, чтобы иметь дело с завзятым шулером, способным уничтожить свою подпись в кармане заимодавца.
Тем временем наступил апрель. 4 мая в Неаполе — день переезда с квартиры на квартиру, а дон Филиппо задолжал своему хозяину плату за два срока. Тот предупредил, что, если ему не уплатят этот долг в течение двадцати четырех часов, он заранее обратится в суд и позаботится о том, чтобы выселить дона Филиппо до конца третьего срока.
Прошел и третий срок; поскольку дон Филиппе не платил по-прежнему, мебель его была описана и продана, за исключением его собственной кровати и кровати старой преданной служанки, которая не хотела его покинуть и разделяла с ним все превратности судьбы. Накануне того дня, когда он должен был съехать с квартиры, дон Филиппо принялся искать новое жилье. Сделать это было непросто: он становился в Неаполе личностью известной. Отчаявшись найти хозяина, с которым можно было бы поладить полюбовно, дон Филиппо решил добиться своего силой или хитростью.
Он знал один дом, хозяин которого, старый скряга, предпочитал, чтобы здание разрушалось, лишь бы не ремонтировать его. В любое другое время подобное жилище показалось бы дону Филиппо недостойным его, но в несчастье он стал покладистым. В течение дня он убедился, что дом необитаем, и с наступлением ночи переселился туда вместе со старой служанкой. Каждый из них, направляясь к новому обиталищу, нес свою кровать. Дверь была заперта, но одно окно оставалось открытым. Дон Филиппо влез через него, открыл дверь своей спутнице, выбрал лучшую комнату, затем предложил служанке сделать свой выбор, и через час они обосновались на новом месте.
Несколько дней спустя старый скряга, навещая дом, обнаружил, что в нем живут. Для него это была удача, ибо в течение двух-трех лет дом настолько обветшал, что сдать его было невозможно. Старик удалился, не сказав ни слова, он только попросил двух соседей засвидетельствовать, что дом занят.
В день платежа дон Бернардо вернулся со свидетельством в руках и с глубоким почтением обратился к дону Филиппо:
— Сударь, я пришел за деньгами, которые вы изволите быть мне должны, сделав мне приятный сюрприз и без предупреждения поселившись у меня в доме.
— Мой дорогой, мой уважаемый друг, — ответил дон Филиппо, горячо пожимая ему руку, — осведомитесь повсюду, где я проживал, платил ли я когда-нибудь за квартиру. Если во всем Неаполе вы найдете хоть одного домовладельца, который ответит вам утвердительно, я согласен заплатить вам сумму в два раза большую, чем та, которую я якобы вам должен. Это так же верно, как то, что меня зовут дон Филиппо Виллани.
Дон Филиппо хвастался, но бывают обстоятельства, когда надо уметь солгать, чтобы припугнуть противника.
Услышав это наводящее страх имя, домовладелец побледнел. До тех пор ему было неведомо, сколь известную личность он имел честь приютить под своим кровом. Слухи о колдовстве, распространявшиеся по поводу дона Филиппо, тут же пришли ему на память, и он подумал, что не только разорился, предоставив жилье несостоятельному съемщику, но и погубил свою душу, вступив в сношения с колдуном.
Дон Бернардо удалился, чтобы поразмыслить над тем, какое ему принять решение. Будь он хромым бесом, он унес бы крышу, но поскольку он был всего лишь человеком, то решил дать ей упасть, что, кстати, должно было незамедлительно произойти, учитывая плачевное состояние дома. Дело было как раз в дождливый сезон, а когда в Неаполе идет дождь, всем известно, с какой щедростью Господь отпускает воду. Домовладелец явился к дону Филиппо снова.
Подобно нашим прародителям, преследуемым мщением Божьим, которое они пытались избежать, дон Филиппо, спасаясь от потопа, перебирался из комнаты в комнату. Вначале домовладелец подумал, что жилец его снялся с места, но это заблуждение длилось недолго. Он услышал голос дона Филиппо и нашел своего жильца в маленькой дальней комнате, которую заливало немного меньше, чем остальной дом. Жилец лежал на кровати, держа в одной руке открытый зонтик, а в другой — книгу и во весь голос декламировал стихи Горация: "Impavidum ferient ruinae![7]"
Владелец на мгновение замер в онемении перед восторженным смирением своего гостя, а затем, наконец, обрел дар речи.
— Стало быть, вы не хотите уезжать, — удрученно произнес он слабым голосом.