— Сколько же лет отнял у него этот труд?
— Всю жизнь… Это посмертное издание.
— Вы говорите, что благодаря этой книжке…
— … можно отправиться откуда угодно и идти куда вам вздумается, в любое время, утром или днем, ни разу не оказавшись на солнце.
— Да он достоин того, чтобы его причислили к лику святых!
— Имя его неизвестно.
— Вот человеческая неблагодарность!
— Значит, эта книга вам подходит?
— Еще бы! Это сокровище! Пришлите мне ее как можно быстрее.
Я провел целый день, изучая этот драгоценный путеводитель: через два часа мне уже был знаком Неаполь без солнца, и я мог бы пройти в тени от моста Магдалины до Позиллипо и от дворца Викариа до Сант’Эльмо.
Наступил вечер, и с ним пришла прохлада. С моря подул легкий ветерок, и все окна раскрылись, словно задышав. Стали распахиваться двери, начали выезжать экипажи, Кьяйя заполнилась колясками, а Вилла Реале — пешеходами.
У меня еще не было собственного экипажа, и потому я присоединился к пешеходам.
Вилла Реале находится напротив гостиницы «Витто-рия»: это место гулянья неаполитанцев. По отношению к улице Кьяйя оно расположено так же, как сад Тюильри по отношению к улице Риволи, только вместо террасы на берегу реки перед вами взморье Арно, вместо Сены — Средиземное море, вместо набережной Орсе — протяженность, пространство, бесконечность.
Вилла Реале, бесспорно, самое красивое и, главное, самое аристократическое на свете место гулянья. Простым людям, крестьянам и лакеям доступ туда строго-настрого запрещен, им разрешается бывать там только раз в году, в день праздника Мадонны ди Пие ди Гротта. В этот день в аллеях акаций, в миртовых рощах, вокруг круглого храма толпится народ. Из округи в двадцать льё туда стекаются мужчины и женщины в национальных костюмах. Искья, Капри, Кастелламмаре, Сорренто, Прочида посылают депутации самых красивых своих девушек; день этот очень торжествен; его ждут с нетерпением, и, по обычаю, в брачных контрактах указывают, что муж обязан каждый год 8 сентября, в день праздника Мадонны ди Пие ди Гротта, приводить жену на Виллу Реале.
В противоположность Тюильри, откуда публику заставляют уходить в то самое время, когда прогулка по саду особенно приятна, Вилла Реале остается открытой всю ночь. Главные ворота закрываются — это верно, но две потайные калитки позволяют запоздалым прохожим войти туда и выйти оттуда в любое время.
До полуночи мы просидели на стене, в подножие которой бились волны. Не отрываясь, мы смотрели на прозрачное лазурное море, которое было изборождено нами во всех направлениях и с которым нам предстояло расстаться. Никогда еще оно не казалось нам столь прекрасным.
Вернувшись в гостиницу, мы застали там г-на Мартино Дзира, который предупредил нас, что все данные нами поручения им выполнены и что наша упряжка будет ждать нас завтра в восемь часов утра у двери гостиницы.
И действительно, в назначенный час мы услышали, как наши привидения позвякивают бубенчиками. Высунувшись в окно, мы увидели непревзойденный корри-коло.
Он был красного цвета, и его покрывали зеленые рисунки. На рисунках были изображены зеленые деревья, животные и арабески. В целом композиция изображала земной рай.
Лошадей, которым, казалось, не терпелось пуститься в путь, не было видно под сбруей, плюмажами и помпонами.
Какой-то человек, вооруженный длинным хлыстом, стоял рядом с экипажем и, казалось, смотрел на него с удовлетворением и гордостью.
Мы тут же спустились и узнали в человеке с хлыстом Франческо, кучера, который привез нас в двуколке из Салерно в Неаполь. Господин Мартино Дзир обратился к нему как к знатоку. Польщенный оказанным ему доверием, Франческо все устроил быстро и добросовестно. Он раздобыл кузов, купил лошадей и нашел почти новую сбрую; наконец, несмотря на проявленную нами самоуверенность и желание править самим, он пришел предложить нам свои услуги в качестве кучера.
Для начала я попросил у него счет за совершенные им траты, и он мне его подал. Как и говорил г-н Мартино Дзир, сумма достигала восьмидесяти одного франка.
Я дал Франческо девяносто франков, после чего он поставил под итоговой суммой свой крестик в качестве расписки. Затем я взял у него из рук хлыст и собрался сесть в наш экипаж.
— Господа не хотят взять меня в услужение? — спросил Франческо.
— Зачем же, мой друг? — ответил я.
— Чтобы показать вам, на что я способен, и, в частности, чтобы управлять вашими лошадьми.
— Как! Чтобы управлять нашими лошадьми?
— Да.
— Мы сами сумеем управлять ими.
— Посмотрим.
— Мне приходилось иметь дело с лошадьми более ретивыми, чем твои.
— А я не говорю, что они ретивые, ваше превосходительство.
— И притом в городе, в котором ездить намного труднее, чем в Неаполе, где до пяти часов пополудни на улицах нет ни одной живой души.
— Я не сомневаюсь в умении его превосходительства, но…
— … но что?
— … но, быть может, до сих пор его превосходительству приходилось править лошадьми живыми, тогда как…
— … тогда как? Ну же, говори.
— … тогда как эти лошади мертвые.
— И что же?
— А то, замечу его превосходительству, что это совсем другое дело.
— Почему?
— Его превосходительство увидит.
— Они что, с изъяном, твои лошади?
— О нет, ваше превосходительство! Они как кобыла Роланда, у которой было полно достоинств, только все они уравновешивались одним недостатком.
— Каким?
— Она была мертва.
— Но если они не послушаются меня, то не послушаются никого.
— Простите, ваше превосходительство.
— Кто же заставит их подчиниться?
— Я.
— Мне было бы любопытно попробовать.
— Пожалуйста, ваше превосходительство.
Франческо с насмешливым видом отошел к гостинице и встал, опершись на дверь, а я прыгнул в корриколо, где меня поджидал Жаден, и стал устраиваться рядом с ним.
Едва усевшись, я взял поводья в левую руку, а правой вытянул хлыстом пристяжную лошадь и коренника.
Лошади не шелохнулись: можно было подумать, что они изваяны из мрамора.
Первый раз я ударил их хлыстом справа налево, теперь повторил то же самое слева направо. Лошади по-прежнему были неподвижны.
Я хлестнул их по ушам.
Они слегка шевельнули ушами, словно их укусила муха.
Я взял хлыст за ремень и стал бить их рукояткой. Они едва двинули кожей на спине, подобно тому как это делает осел, когда хочет сбросить наездника.
Мои попытки сдвинуть лошадей с места продлились десять минут.
По истечении этого времени все окна в гостинице открылись, а вокруг нас собралось сотни две лаццарони.
Я увидел, что даю бесплатное представление населению Неаполя. Поскольку я прибыл туда не для того, чтобы соперничать с Пульчинеллой, то решил уступить и бросил хлыст Франческо. Мне было любопытно посмотреть, как он выйдет из положения.
Франческо вскочил в повозку позади нас, взял протянутые мною поводья, слегка прикрикнул, стегнул лошадей, и мы понеслись галопом.
Совершив несколько маневров на площади, Франческо сумел направить нашу упряжку к улице Кьяйя.
III
КЬЯЙЯ
Кьяйя — не более, чем улица, поэтому она может предложить любопытному глазу лишь то, что можно увидеть на любой улице, то есть длинную вереницу современных строений более или менее дурного вкуса. Впрочем, Кьяйя, как и улица Риволи, имеет в этом отношении преимущество перед другими улицами — лишь одна ее сторона представляет собой линию дверей, окон и более или менее умело поставленных друг на друга камней. Параллельную ей линию занимают подстриженные аркой деревья на Вилле Реале, так что начиная со вторых этажей домов улицы Кьяйя или, точнее, дворцов, как их называют в Неаполе, видна одна часть залива, отделенная от другой Кастель делл’Ово.
Но если сама по себе улица Кьяйя не столь уж любопытна и интересна, то ведет она к некоторым достопримечательностям Неаполя: к гробнице Вергилия, Собачьему гроту, озеру Аньяно, к Поццуоли, к Байям, к озеру Аверно и к Элизиуму.