Будучи врачом, хозяин дома, в котором поселился Хьюм, был человеком неверующим. Однако духи не желали, чтобы их любимец оставался у безбожника, и завлекли его в Бостон.
Именно там Хьюм начал давать свои сеансы. Раз уж он решил, что в его тело вселился дьявол, то, по крайней мере, следовало извлечь из этого всю возможную пользу.
С этого времени и началась та неслыханная слава, которая сопровождает его повсюду.
Чтобы увидеть его, люди приезжали из всех самых отдаленных уголков Америки, а только одному Богу известно, сколько в Америке с ее площадью в двести семьдесят семь тысяч квадратных льё подобных уголков!
Вскоре молодой человек понял, что он больше ни в ком не нуждается и сам по себе является собственной рекомендацией.
Однако в пору этих успехов у Хьюма возобновилось кровохарканье.
Он консультировался у лучших европейских врачей, которые посоветовали ему совершить путешествие в Италию.
Но пойти на такой серьезный шаг и покинуть Америку, не посоветовавшись с духами, он не осмелился.
Духи, к которым он обратился за советом, придерживались того же мнения, что и врачи.
Ничто больше не удерживало Хьюма в Бостоне.
Распрощавшись с Соединенными Штатами, Хьюм пересек Атлантический океан, достиг Англии и в апреле 1855 года прибыл в Париж.
Там он провел лето.
Он чувствовал себя еще плохо, и сеансы сильно утомили бы его; не говоря никому ни слова о своих необычайных способностях, он ограничился тем, что начал изучать французский язык.
С помощью духов-полиглотов это стало для него просто развлечением: через пять месяцев Хьюм говорил по-французски так же, как он говорит сейчас, то есть превосходно.
В сентябре он отправился во Флоренцию.
Как только Хьюм прибыл в город Медичи, ему нанесла визит миссис Троллоп, знаменитая путешественница. Она пыталась встретиться с ним и раньше, когда он был проездом в Лондоне, но Хьюм, которому тогда очень нездоровилось, ее не принял.
Однако во Флоренции его самочувствие улучшилось, и он не видел никакой помехи тому, чтобы принять миссис Троллоп.
Но стоило миссис Троллоп войти в дом Хьюма, а вернее, стоило Хьюму войти в дом миссис Троллоп, как у него не стало возможности отказываться от выступлений.
Пришлось возобновить сеансы.
Хьюм находился в это время в расцвете своих сил, и духи не покидали его ни на минуту: куда бы он ни направлялся, под рукой у него всегда было два или три духа.
Никогда султану в Константинополе, шаху в Исфахане, радже в Лахоре или Кашмире их невольники не служили с большим проворством и преданностью.
Он творил чудеса, которые мне, к моему глубочайшему сожалению, не довелось увидеть; особенно сильное впечатление производили сеансы у г-жи Орсини, дочери Григория Орлова, и у очаровательной мадемуазель Венцель. Я знал их обеих: у них были тогда самые приятные дома во Флоренции; теперь обе они уже скончались.
Госпожа***, женщина в высшей степени благородная, добрый гений всех французов, стала их преемницей и заняла их место, не заставив при этом забыть о них и не забывая о них сама.
В этих домах духи творили нечто сверхъестественное, и это доказывало, что им по нраву люди благородные.
Они поднимали столы, устраивали бег с препятствиями для диванов и кресел, играли двумя бесплотными руками на рояле и, наконец, самое удивительное, заставили дух отца написать на бумаге пять слов своей дочери:
«Моя дорогая Антуанетта …
Григорий Орлов».
Почерк был настолько поразительно похож на почерк покойного, что все до единого друзья графа, которым показывали эту записку, тотчас узнавали его руку.
Но во Флоренции опасно слишком увлекаться чудесами, и пример тому Савонарола, которого заживо сожгли за то, что он чересчур самозабвенно предавался этому занятию. Хьюму дали знать, что им заинтересовалась святая инквизиция, и он вместе с графом Александром Браницким отправился в Неаполь.
Граф не боялся духов; сомневаюсь, боялся ли он вообще чего-либо на свете. Никогда не испытывая страха, он только что ездил в Африку с Жераром, чтобы выяснить, появится ли у него это чувство при встрече со львами.
У меня еще будет возможность поговорить о его матери, г-же Браницкой, в связи с Потемкиным, ее дядей. Она, слава Богу, еще жива, и я из ее собственных уст слышал рассказ о том, как умер фаворит Екатерины Великой — рядом с придорожной канавой, на своем синем плаще.
Итак, Хьюм направился в Неаполь вместе с графом Александром Браницким. Но при отъезде у него возникли осложнения. Вначале банкир, на имя которого у него был переводной вексель, отказался выдать ему деньги.
Затем взбунтовалось простонародье: уже давно славное флорентийское простонародье не разрывало на части колдуна и не наблюдало со стороны, как это делает кто-нибудь другой, и ему этого явно недоставало.
В течение трех суток толпа осаждала виллу Коломбайя, где жил Хьюм.
Понадобилось ни много ни мало вмешательство графа Браницкого, чтобы снять осаду.
Впрочем, по справедливости говоря, этим делом следовало заняться вовсе не графу Браницкому, а духам. Уж если вы поставили человека в затруднительное положение, то надо его и выручать, а если вы позволяете обходиться с собой, как с глупцами, какие же вы тогда духи?
Правда, духи уже тогда были готовы вот-вот покинуть Хьюма. Через полтора месяца после его прибытия в Неаполь, 10 февраля 1856 года, они объявили ему, что, к их глубокому сожалению, им необходимо отлучиться.
Куда они уходили? Об этом духи не сказали ни слова: то был их секрет; однако они предупредили его, что вернутся вновь 10 февраля 1857 года.
Хьюм воспользовался их временным отсутствием, чтобы съездить в Рим и сделаться католиком. Мало осведомленный о религиозности своих постоянных спутников, он был не прочь накропить между ними и собой чуточку святой воды.
Ведь не вызывало сомнения, что если бы это были злые духи, приспешники Сатаны, то им не удалось бы сохранить на католика то влияние, какое они имели на протестанта.
Тем не менее одно обстоятельство заставляло Хьюма верить в то, что его духи добрые: всякий раз, когда он советовался с ними по вопросам веры, они отвечали ему: «Молитвы, молитвы, молитвы!»
Впрочем, поскольку он был теперь в Риме, поблизости от него находился истинный заклинатель духов: папа. Хьюм испросил аудиенции у Пия IX.
Пий IX был наслышан о шотландском чародее и принял его по первой же просьбе, поставив ему лишь одноединственное условие: явиться в Ватикан в обществе священника.
Хьюм взял себе в сопровождающие не просто священника, а ученого-богослова, преподобного Тэлбота.
Когда они явились к его святейшеству, преподобный Тэлбот рассказал о той власти, какой Хьюм обладал над столами, стульями, роялями и над всей меблировкой вообще.
К сожалению, Хьюм утратил ее и не смог предоставить его святейшеству возможность судить о том, насколько эти чудеса соответствуют догматам веры.
Папа дал ему поцеловать распятие и произнес:
— Вот наш личный алтарь: приблизьтесь к нему как можно ближе, и вы будете спасены.
Во время поездки по Италии здоровье Хьюма улучшилось, и, когда граф Браницкий решил вернуться во Францию, он поехал туда вместе с ним.
В Париже Хьюм жил очень уединенно, поселившись на улице Мадам, и встречался лишь с поляками.
В декабре слухи о чудесах, которые Хьюм совершал в Италии, распространились по Франции, и его пригласили ко двору.
Хьюм ответил, что его могущество вернется к нему лишь 10 февраля 1857 года и что, следовательно, он не склонен больше давать пока сеансов, как не склонен идти на промысел охотник, уверенный в том, что ему не удастся найти дичи.
Немного позднее он свел знакомство с отцом Равинья-ном.
Он рассказал ему всю свою историю. Отец Равиньян внимательно выслушал Хьюма и затем сказал ему:
— Вы были одержимы дьяволом, дитя мое, но теперь вы, слава Богу, католик, и больше о нем не услышите.
В ответ Хьюм покачал головой: