И тогда я поинтересовался, заняты ли ванные комнаты и пусты ли ванны?
Получив отрицательный ответ на первый вопрос и утвердительный — на второй, я велел принести два матраса и четыре простыни и постелить нам в ваннах.
Вот почему, дорогие читатели, к великому изумлению запоздалых берлинцев, созерцающих меня через отдушину, которая служит мне окном, я пишу вам из своей ванны и, лежа в ней, молю Бога погрузить меня в сон столь же освежающий, как принятая мной утром водная ванна с отрубями.
Если когда-нибудь вы попадете в Берлин и вознамеритесь остановиться в гостинице «Рим», а там не будет свободных номеров, попросите предоставить вам ванну № 1: поверьте, это превосходное спальное место!
Завтра вечером мы отправляемся в Штеттин и послезавтра в час дня сядем там на пароход.
Если Балтийское море отнесется к нам дружески, я смогу продолжать свои записи на борту судна, которое доставит нас в Санкт-Петербург…
На борту парохода «Владимир», 25 июня, между Данией и Курляндией.
Балтийское море, серое и тусклое, каким и подобает быть северному морю, спокойно, как зеркало; стало быть, я смогу сдержать обещание, данное вам, а скорее, себе самому, — закончить эту главу на борту парохода.
Между Штеттином и Санкт-Петербургом курсируют два парохода: «Орел» и «Владимир». Мы плывем на лучшем из них — «Владимире».
Владимир, именем которого названо наше судно, был, насколько я могу вспомнить, одним из трех сыновей Святослава — русского великого князя; при разделе отцовских владений он, несомненно по праву старшинства, получил Новгород, чей гордый девиз гласил: «Кто посмеет пойти против Бога и Великого Новгорода?» Каким образом князь Владимир стал великим, вам расскажут историки, я же ограничусь тем, что расскажу, каким образом он стал святым.
Сначала, подобно Ромулу, Владимир убил своего брата, что принесло ему двойную долю наследства.
Затем он женился на шести женщинах одновременно и имел восемьсот наложниц — ровно столько, сколько их было у царя Соломона.
Среди этих шести жен была полоцкая княжна Рогнеда: он перебил всех ее близких, а ее изнасиловал, чтобы заставить выйти за него замуж.
От шести жен и восьмисот наложниц у него было двенадцать детей, на тридцать восемь меньше, чем у Приама; правда, у Приама их было девятнадцать только от одной лишь Гекубы.
Но зато все двенадцать детей Владимира были мужского пола: по всей вероятности, дочерей он забыл взять в расчет.
Ему были предложены четыре вероисповедания: ведь вполне естественно допустить, что человек, который начал с того, что убил своего брата, насиловал княжон, имел шесть жен и восемьсот наложниц, отличается широтой взглядов в вопросах культа.
Однако Владимир пожелал остановиться на чем-то одном.
Первой предложенной ему религией стало мусульманство.
Владимир покачал головой.
— Нет, — сказал он, — мне не нужна вера, которая запрещает пить вино: напиток этот необходим русским, ибо он есть их веселие.
В итоге магометанское вероисповедание он отверг.
После этого ему предложили католичество, но он снова покачал головой: его настораживал папа.
— Я готов встретится с Богом на Небе, — сказал он, — но не хочу встречаться с ним на земле.
Затем ему предложили иудейство.
Но князь ответил:
— Мне не кажется разумным оказаться среди скитальцев, наказанных Небом, и разделить с ними наказание за преступление, которое я не совершал.
Наконец, ему предложили греческую религию.
Не знаю, какие достоинства этой веры подействовали в ее пользу, но известно, что он ее принял.
И поскольку Владимир ничего не делал наполовину, он, едва приняв новую веру, тотчас отринул в угоду своему новому Богу ложных богов, которым прежде поклонялся, велел стражникам бить их розгами, а затем, привязав к хвостам лошадей и волоча по земле, сбросить в Днепр.
Затем, дабы благодать, столь чудесным образом снизошедшая на него, распространилась и на его подданных, он приказал собрать, словно стада, все людское население, согнал его на берега рек и заставлял там крестить людей тысячами, понуждая входить в воду толпу за толпой и называя именем одного и того же святого по десять тысяч людей сразу.
Все эти заслуги сына Святослава были вознаграждены, и в церковном календаре добавилось имя нового святого — святого Владимира.
Познакомив вас не только с нашим пироскафом, но и со святым, имя которого он носит, я сейчас представлю вам кое-кого из тех, с кем мы встретились на палубе.
Начну с княгини Долгоруковой и трех ее дочерей, самой старшей из которых всего шестнадцать лет. Княгиня выдает себя за пятидесятилетнюю, но я полагаю, что делает она это для того, чтобы обезопасить себя во время путешествия, и на самом деле ей не больше тридцати пяти — сорока.
Она весьма образованна, скорее чопорна, чем привлекательна, но определенно становится привлекательной, когда позволяет себе не быть чопорной.
Долгоруковы самые что ни на есть настоящие великие князья: их род восходит к Рюрику, и по прозвищу Долгая Рука одного из своих предков они именуются Дол горуковым и.
Это то же самое прозвище, какое было у Артаксеркса, сына Ксеркса.
Другой их предок — князь Григорий, по прозвищу Роща, который оборонял с 1608 по 1610 годы Троицкий монастырь святого Сергия от тридцати тысяч поляков и казаков, предводительствуемых четырьмя доблестными воинами: Сапегой, Лисовским, Тышкевичем и Константином Вишневецким; наконец, одна из княжон Долгоруковых в 1624 году вышла замуж за царя Михаила Романова, основателя ныне царствующей династии.
Князь Яков Долгоруков был другом и советником царя Петра I. Однажды, во время заседания Сената, он разорвал царский указ, показавшийся ему несправедливым. Несдержанный от природы, Петр бросился на него со шпагой в руках.
— Убей меня, — сказал ему князь Яков, — ты уподобишься тогда Александру Македонскому, а я — Клиту.
Услышав эти слова, Петр опомнился, бросился к нему в объятия и попросил у него прощения. Другой князь, Иван Долгоруков, был близким другом Петра II, внука Петра I. Когда императрица Анна взошла на престол и передала бразды правления гнусному Бирону, погубившему за время своего фаворитства одиннадцать тысяч человек, князь Иван был вместе с семьей сослан в Сибирь, а затем, по прошествии девяти лет, возвращен обратно и четвертован.
После этого княгиня Наталья, его жена, приехала в Киев и приняла там постриг.
Но накануне того дня, когда ей предстояло дать обет, она поднялась на крутой берег Днепра: там эта прекрасная страдалица, последовавшая за мужем в Сибирь и променявшая роскошь и богатство на лачугу бедняка, сняла с пальца обручальное кольцо и бросила его в воды реки.
На тридцать лет пережила она мужа и в течение тридцати лет молилась за того, кого любила.
В настоящее время в семье Долгоруковых осталось трое мужчин высочайшего достоинства: это князь Николай Долгоруков, бывший генерал-губернатор Литвы, а ныне — генерал-губернатор Малороссии; князь Илья — начальник императорского генерального штаба артиллерии и, наконец, князь Василий, с отличием выполнивший несколько дипломатических и военных миссий.
Вслед за княгиней Долгоруковой, которую мы упомянули первой из уважения к ее полу, назовем князя Петра Трубецкого: он едет из Парижа, имея при себе дипломатические депеши; человек он еще молодой, на вид ему года тридцать три или тридцать четыре; его отличает сочетание незаурядного ума и благородной внешности. Мало кто разбирается столь же хорошо, как он, в важнейшем вопросе освобождения крестьян, который обсуждается сегодня, и, хотя лично для него речь идет о судьбе годового дохода в один миллион, никто в этом обсуждении не проявляет больше либерализма, чем он.