Надо отметить, что в болезни Петра многое значили и его моральные страдания. Сердце, полное счастья, поддержало бы тело, разбитое же сердце погубило его.
Он, кто видел, не дрогнув, заговоры сестры, мятежи стрельцов и устроенные ими бойни, измену первой жены, козни собственного сына; он, кто чинил расправу за это скоро и ужасно, а затем тотчас отводил взгляд от казни и ее жертвы и, казалось, больше не думал о них, — он не мог перенести неблагодарности этой ливонской служанки, которую сначала сделал наложницей, потом последовательно тайной любовницей, любовницей явной, тайной женой, женой провозглашенной, и в чью честь, помня о великом и страшном дне на реке Прут, основал орден Святой Екатерины.
Непонятная щепетильность со стороны мужчины, который простил Вильбоа совершенное им насилие и, возможно даже, сам позволил Екатерине отдаться великому визирю!
Дело в том, что в случае с великим визирем и с Вильбоа затронуто было лишь ее тело, тогда как Монсу де ла Круа она отдала не только свое тело, но и свое сердце!
И в какой момент! Через четыре месяца после того, как он признал ее царицей и наследницей престола, после того, как он дал ей корону и венчал ее на царство, что было неслыханным событием для России, где женщин никогда не венчали на царство.
Та, о которой Петр говорил: «Это не только супруга, но и друг, не только женщина для любовных утех, но еще и государственный советник», поспешила отплатить ему неблагодарностью.
Екатерина была признательна ему, пока у нее была надежда получить от него что-то еще, но, как только ей нечего стало больше ждать, она решила, что вправе ничего больше не давать.
Но, разумеется, смерть царя могла поднять ее еще на одну ступень: как ни высок был его престол, его гробница была бы еще выше.
И потому к ее подлинному преступлению история, а скорее, легенда, прибавляет еще и преступление предполагаемое. Петр умирает, и в его смерти обвиняют Екатерину и Меншикова, тех, для кого он сделал больше, чем для кого бы то ни было еще на свете, не считая России, и уж точно больше, чем для своих детей.
Забылись нескромные признания Петра, его хорошо известный всем недуг, лечить который он ездил на Олонецкие воды; забылось бремя, которое этот атлант держал на своих плечах в течение тридцати лет и которое должно было, в конце концов, уложить его в могилу; забылось огромное количество дел; забылись ночные излишества, эпилептические приступы гнева, бесконечные буйные пиршества, постоянные бессонные ночи; забылось, наконец, и то, что Александр Македонский устал укрощать своего Буцефала и Петр тоже вполне мог устать, укрощая свой народ.
Но небесная справедливость проявляется в том, что тот, кто не был наказан за подлинное преступление, уносит с собой в могилу обвинение в преступлении предполагаемом.
И потом, так уж устроена толпа: подняться над ней трудно, но, когда в течение двадцати лет она смотрит на человека снизу вверх, когда она сотворяет из него полубога, ей невозможно допустить, что он способен умереть так же, как другие.
В обществе распространился слух, что Наполеон, находившийся на острове Святой Елены, умер от рака.
— Да, от политического рака! — ответило общество.
И Англия, которая уже сожгла Жанну д’Арк и обезглавила Марию Стюарт, оказалась ложно обвиненной в отравлении Наполеона.
Что ж! Расскажем, как умер Петр Великий: по нашему мнению, его смерть вполне согласуется с его жизнью, простым завершением которой она является.
Царю было лишь пятьдесят два года, но в течение сорока лет он боролся, и клинок, который так часто вытаскивали из ножен, чтобы сражаться, в конце концов привел в негодность сами ножны.
С 1722 года у него начинаются нарушения мочеиспускания, но он страдает молча: чтобы иметь право жаловаться на свое здоровье, нужно сначала завоевать три персидские провинции.
Он, кто всегда признавался во всем, даже в постыдных недугах, на этот раз не хочет признаться в болезни, коль скоро она может оказаться смертельной.
Разумеется, рано или поздно он обязательно умрет, но люди не должны знать, что царь может умереть.
Дело представлено так, будто болен один из его слуг, но предписаниям, которые этот слуга получает от врачей, следует он сам.
Тем временем, после его возвращения с Олонецких вод и коронации Екатерины, происходит катастрофа, связанная с Монсом де ла Круа. Санкт-Петербург видит свершившуюся месть; но внезапно Россия узнает, что жизнь царя в опасности и что лишь труднейшая операция может его спасти.
Затем становится известно, что операцию он перенес, но испытывал при этом такие боли, что хирурги, в которых он, не позволив связать себе руки, вцеплялся мертвой хваткой, вышли от него все в синяках.
Уничтоженный, разбитый, умирающий, он три месяца оставался на ложе страданий.
Но, наконец, его воля восторжествовала, и, словно пленник, разбивающий оковы, словно заключенный, выходящий из тюрьмы, Петр, бледный и согнутый, вырвался из болезни, но не из беды.
Куда же направился он в начале осени, которая в Санкт-Петербурге гибельна даже для самого здорового, самого крепкого организма?
В болота, где сбился с пути канал, которому предстояло соединить воды Азии с водами Европы.
При виде этого призрака, ослабленного, страдающего, сгорбленного, Миних, великий человек, о котором мы поговорим позднее, ужаснулся и хотел увезти его из грязной и зловонной местности, царства беспощадной лихорадки.
Но царь сказал:
— Канал этот будет питать Санкт-Петербург и Кронштадт, обеспечивать материалами для их строительства, доставлять туда товары со всей империи и способствовать процветанию торговли России со всем миром. Мое место здесь.
Как только направление канала установлено, он едет на озеро Ильмень. Ему всегда нужна вода, этому человеку, который присоединил к двум концам своей державы два моря: Балтийское и Каспийское, море ледяное и море огненное. Затем с солеварен Старой Руссы он возвращается в Петербург и, не останавливаясь, едет в Финляндию, где 5 ноября, в разгар зимы, попадает в страшную бурю на Лахтинском озере. Но царь вне опасности: хижина дает ему свой кров, печь — свое тепло.
Перед тем как отправиться в обратный путь, он бросает последний взгляд на это море, казалось, подчинившееся ему, как и степи, казаки, турки, шведы, датчане, и улыбается при мысли о своем триумфе.
Но что же он видит?.. Бот, севший на мель, бот, полный солдат и матросов: они охвачены страхом и вот-вот погибнут!
Сначала Петр бежит к берегу и кричит им, пытаясь объяснить, какие действия они должны совершить. Но голос его теряется в шуме волн и воплях тех, кто терпит бедствие. Петр приказывает прийти им на помощь, но те, к кому он обращается, не решаются это сделать. Тогда, забыв о двойной опасности, которая ему угрожает, он бросается в лодку, но, не сумев сдвинуть ее с места, кидается в воду, вплавь добирается до гибнущего судна, становится среди этих растерянных людей, берет на себя управление и доставляет их целыми и невредимыми к берегу.
Насколько же Петр на Лахте превзошел Людовика XIV на берегах Рейна!
Однако в тот же вечер императора охватила лихорадка, дизурия вонзила свои когти в самые недра его внутренностей, и умирающим он был привезен в Санкт-Петербург.
На этот раз царь уже не встанет со своего предсмертного ложа.
Но отсюда, с этого предсмертного ложа, он будет еще в состоянии давать наставления, команды, приказы.
По его распоряжению Беринг отправится в плавание, подобно Лаперузу, но, более удачливый, чем Лаперуз, он распространит границы Российской империи до Америки и назовет своим именем остров, который послужит ему могилой.
Чтобы Миних мог завершить строительство канала, ему по приказу царя предоставят двадцать тысяч рабочих и подчинят Сенат.
Екатерине он поручит свою Академию наук и укажет ей на Остермана, сказав: «Россия не может обойтись без него, ибо он один знает ее истинные интересы».
И все же царь поднимется еще раз 17 января 1725 года, в день Водосвятия, пренебрегая холодной погодой и мучительными болями. Он, кто уничтожил суеверия, будет набожен до конца!