Выбрать главу

Этими семью сотрапезниками были Панаев с женой, Некрасов и четверо их друзей; услышав шум, все они обернулись и радостно закричали при виде Григоровича.

Во всеуслышание объявили мое имя, и Панаев подошел ко мне, раскрыв объятия.

Вам, конечно, известно то странное воздействие, какое оказывает на нас первое впечатление от увиденного нами незнакомого человека, зарождая в нашем сердце приязнь или неприязнь к нему. Так вот, мы, Панаев и я, испытали друг к другу первое из этих чувств; мы обнялись, как старые друзья, и, когда это объятие разомкнулось, действительно ими стали.

Затем подошла г-жа Панаева: я поцеловал ей руку, а она, по трогательному русскому обычаю, в ответ поцеловала меня в лоб.

Госпожа Панаева — дама лет тридцати двух, наделенная необычайно своеобразной красотой; она автор нескольких романов и рассказов, опубликованных под псевдонимом «Станицкий».

Некрасов, более сдержанный по характеру, ограничился тем, что встал, подал мне руку и поручил Панаеву извиниться передо мной за то, что сам он, получив беспорядочное воспитание, не говорит по-французски.

Другие присутствующие просто-напросто представлялись мне.

Мне приходилось слышать от многих, что Некрасов не только великий поэт, но и поэт, гений которого соответствует нуждам своего времени.

Я внимательно вглядывался в него. Это человек лет тридцати восьми — сорока, с болезненным и глубоко печальным лицом, по натуре нелюдимый и насмешливый. Он страстный охотник, ибо охота, мне кажется, дает ему возможность быть в одиночестве; свое ружье и своих собак он любит больше всего на свете, если не считать Панаева и Григоровича.

Последний сборник его стихотворений, запрещенный цензурой к переизданию, стал теперь чрезвычайно дорого стоить.

Накануне я купил его за шестнадцать рублей и ночью перевел два стихотворения оттуда, пользуясь подстрочником Григоровича. Их достаточно, чтобы дать представление о даровании автора, насмешливого и печального.

Нет необходимости напоминать, что при переводе всякий оригинал теряет на все сто процентов.

Вот первое из этих стихотворений; оно исключительно русского содержания и потому, возможно, не будет должным образом оценено во Франции.

ЗАБЫТАЯ ДЕРЕВНЯ 1

У бурмистра Власа бабушка Ненила Починить избенку лесу попросила.

Отвечал: нет лесу, и не жди — не будет!

«Вот приедет барин — барин нас рассудит,

Барин сам увидит, что плоха избушка,

И велит дать лесу», — думает старушка.

Кто-то по соседству, лихоимец жадный,

У крестьян землицы косячок изрядный Оттягал, отрезал плутовским манером.

«Вот приедет барин: будет землемерам! —

Думают крестьяне. — Скажет барин слово —

И землицу нашу отдадут нам снова».

3

Полюбил Наташу хлебопашец вольный,

Да перечит девке немец сердобольный,

Главный управитель. «Погодим, Игнаша,

Вот приедет барин!» — говорит Наташа.

Малые, большие — дело чуть за спором —

«Вот приедет барин!» — повторяют хором…

4

Умерла Ненила; на чужой землице У соседа-плута — урожай сторицей;

Прежние парнишки ходят бородаты,

Хлебопашец вольный угодил в солдаты,

И сама Наташа свадьбой уж не бредит…

Барина все нету… Барин все не едет!

5

Наконец однажды середи дороги Шестернею цугом показались дроги:

На дрогах высокий гроб стоит дубовый,

А в гробу-то барин; а за гробом — новый.

Старого отпели, новый слезы вытер,

Сел в свою карету — и уехал в Питер.

А вот другое стихотворение того же автора. Оно не просто печальное: оно душераздирающее.

Его название — «Бедная подружка».

Никогда еще из самых недр людского общества не исходил столь горестный крик!

Еду ли ночью по улице темной,

Бури заслушаюсь в пасмурный день —

Друг беззащитный, больной и бездомный,

Вдруг предо мной промелькнет твоя тень!

Сердце сожмется мучительной думой.

С детства судьба невзлюбила тебя:

Беден и зол был отец твой угрюмый,

Замуж пошла ты — другого любя.

Муж тебе выпал недобрый на долю:

С бешеным нравом, с тяжелой рукой;

Не покорилась — ушла ты на волю,

Да не на радость сошлась и со мной…

Помнишь ли день, как, больной и голодный,

Я унывал, выбивался из сил?

В комнате нашей, пустой и холодной,

Пар от дыханья волнами ходил.

Помнишь ли труб заунывные звуки,

Брызги дождя, полусвет, полутьму?

Плакал твой сын, и холодные руки Ты согревала дыханьем ему.

Он не смолкал — и пронзительно звонок Был его крик… Становилось темней;

Вдоволь поплакал и умер ребенок…

Бедная, слез безрассудных не лей!

С горя да с голоду завтра мы оба Так же глубоко и сладко заснем;

Купит хозяин, с проклятьем, три гроба —

Вместе свезут и положат рядком.

В разных углах мы сидели угрюмо.

Помню, была ты бледна и слаба,

Зрела в тебе сокровенная дума,

В сердце твоем совершалась борьба.

Я задремал. Ты ушла молчаливо,

Принарядившись, как будто к венцу,

И через час принесла торопливо Гробик ребенку и ужин отцу.

Голод мучительный мы утолили,

В комнате темной зажгли огонек,

Сына одели и в гроб положили…

Случай нас выручил? Бог ли помог?

Ты не спешила печальным признаньем,

Я ничего не спросил,

Только мы оба глядели с рыданьем,

Только угрюм и озлоблен я был…

Где ты теперь? С нищетой горемычной Злая тебя сокрушила борьба?

Или пошла ты дорогой обычной,

И роковая свершится судьба?

Кто защитит тебя? Все без изъятья Именем страшным тебя назовут.

Только во мне шевельнутся проклятья —

И бесполезно замрут!..

Как видите, этих двух стихотворений достаточно, чтобы дать представление о даровании Некрасова.

Но мы приведем здесь еще третье, исключительно с целью исправить ошибку, а вернее, искоренить клевету в отношении одного из наших соотечественников, непонятно каким образом распространившуюся в России. Пришло время покончить с этой клеветой.

Речь идет о княгине Воронцовой-Дашковой и ее преждевременной смерти.

Согласно распространившейся в России легенде, княгиня Воронцова-Дашкова вышла во Франции замуж за некоего авантюриста, который промотал ее состояние, а ее самое отправил умирать в больницу.

Эта печальная история стала причиной того, что из-под пера Некрасова вышла новая поэтическая горесть — такое название более всего подходит к стихам угрюмого поэта.