Как только об этом стало известно коннетаблю, он 10 сентября под покровом ночи покинул свой замок Шантель, не взяв с собой ни одного пажа, ни слуги, с одним лишь дворянином сеньором де Помпераном, которому он некогда спас жизнь. Все время преследуемый врагами и все время ускользая от них, он пересек Овернь, Дофине, Савойю и Альпы и в четвертый раз спустился на равнины Пьемонта, так хорошо ему знакомые по его прошлым победам. Там и застали его посланцы короля Франциска I и потребовали от него вернуть меч коннетабля и орден Франции.
«Передайте вашему повелителю, — ответил Бурбон, — что меч коннетабля он отобрал у меня сам в тот день, когда передал принадлежащее мне командование передовым отрядом герцогу Алансонскому; что же касается ордена Франции, то я оставил его в Шантеле, под подушкой моей кровати, и он может его оттуда забрать».
Сказанное было тем более уместно, что, по словам Дю Белле, «мать короля уже приказала забрать всю обстановку семьи Бурбонов — как из упомянутых выше Шантеля и Мулена, так и из других ее резиденций, — а она была самой красивой, какая только могла быть в домах принца, принадлежащего к христианскому миру».
Вот каким образом и по какой причине коннетабль де Бурбон покинул Францию, свою родину, и стал изменником, привыкшим повторять ответ, который дал один гасконский офицер королю Карлу VII на вопрос, может ли что-либо заставить его покинуть свою службу:
«Нет, государь, даже если мне предложат три таких царства, как ваши; но да, государь, при первом же оскорблении».
Мы не прощаемся с коннетаблем, даже покидая древний замок, навевающий воспоминания о нем; ибо Бурбон-л'Аршамбо — это лишь гнездо, из которого взлетел орел: мы еще увидим его парящим над городом Марселем, сражающимся на полях Павии и на стенах Рима; мы найдем отпечатки его клюва и когтей на короне Франциска I и на тиаре Клемента VII, потому что, как поется в кастильской песенке, Франция его вскормила, Испания одарила его славой и подвигами, а Италия предоставила ему гробницу.
Эта гробница, увиденная Брантомом, находится в Гаэте, поскольку солдаты коннетабля не решились оставить его тело в Риме, опасаясь, что, когда они уйдут оттуда, оно будет поругано. Над гробницей развевается желтый штандарт, который избрал Бурбон, вступив на службу императора: на нем изображен летучий змей с пламенеющими мечами и написано слово «Надежда» — это означает, что ему понадобилась скорость летучего змея, чтобы покинуть Францию, но он питает страшную надежду вернуться туда с огнем и мечом. На той стороне гробницы, что обращена к двери, можно прочитать эпитафию, дающую преувеличенное, но любопытное представление о славе, которую оставил по себе, умирая, этот Кориолан средневековья:
Всем Карл Великий был судьбою одарен;
Был Александр взращен отцом для войн и чести;
Ты славой лишь себе обязан, Карл Бурбон,
Чей прах покоится теперь на этом месте.[4]
Владения коннетабля Бурбона оставались в собственности Луизы Савойской и Генриха II до тех пор, пока в 1562 году Франциск II не передал некоторые из них монсеньеру Людовику де Бурбону, герцогу де Монпансье; однако замок Бурбон-л'Аршамбо не вошел в их число и оставался в руках Валуа вплоть до дня убийства Генриха III, до того часа, когда, по странному совпадению, молния ударила в церковь Сен-Шапель, стоявшую у подножия еще уцелевших башен, и, отломив ламбель дома Бурбонов, оставила в неприкосновенности три цветка лилий, создав из них герб Франции. В наши дни людская гроза грянула над потомками Бурбонов, как тогда она грянула над династией Валуа, но на этот раз, обрушившись на Тюильри, она сломала и ламбель, и герб.
Здешняя церковь Сен-Шапель, строительство которой было начато Иоанном И, продолжено Петром II и закончено лишь в 1568 году, в эпоху расцвета готики, сестра и соперница парижской Сен-Шапель, соединяла в себе удивительные прихоти искусства пятнадцатого века с совершенством и законченностью Ренессанса. Ее украшали великолепные витражи, изображавшие сцены из Святого Писания, изящные резные дубовые панели, кружева, выдолбленные из камня, золотые раки, инкрустированные драгоценными камнями, статуи из цельного серебра и усыпанный рубинами золотой ковчег, хранивший частицу истинного креста, которую сам святой Людовик привез из Святой Земли и подарил своему сыну, Роберту Французскому, графу Клермонскому. Эта драгоценная реликвия находилась в подземной часовне, называвшейся «Сокровищница». Оправленный в чистое золото ковчег был изготовлен в форме Голгофского креста, где рядом с фигурами Девы Марии, святого Иоанна и кающейся Магдалины один из тех неизвестных великих художников, что жили в четырнадцатом веке, поместил фигуры коленопреклоненных Иоанна, герцога Бурбонского, и его супруги Иоанны Французской; золотая корона венчала крест, и на ней была надпись:
«Людовик де Бурбон, второй носитель этого имени, украсил камнями и позолотой этот крест в 1393 году».
Четыре века спустя, год в год, бедный священник приходской церкви нашел среди сора ту самую частицу истинного креста, вырванную из своей серебряной Голгофы и лишенную украшавших ее золота и рубинов. Он поместил ее в убогий ковчег, неспособный пробудить ничью алчность, и это скромное деяние было несомненно так же угодно Богу, как роскошное подношение Людовика де Бурбона.
Однако в церкви Сен-Шапель, лишившейся своего золота и своих бриллиантов, оставались еще сокровища искусства и поэзии, не столь богатые по материалу, из которого они были созданы, но более редкостные по своему мастерству, чем те, что похитили руки невежд: там была скульптура Иисуса Христа и его двенадцати апостолов, что для средневекового ваяния было тем же, что Ниобея с сыновьями для античной скульптуры. Там было изображение родословия дома Бурбонов, выполненное в виде барельефа с таким пышным орнаментом, какой могли породить лишь грезы фантазии. Там были восхительно изваянные из камня Адам и Ева; терракотовая скульптура святого Людовика; две конные статуи из белого мрамора, одна из которых изображала Петра II, положившего руку на эфес широкого меча в ножнах с украшениями в виде геральдических лилий, а вторая — его жену, Анну Французскую, дочь короля Людовика XI: на одной руке у нее сидел сокол, а другой она ласкала гриву своего коня.
Однажды армия философов в отрепьях, с барабанщиком впереди, вышла из Мулена и, захватив с собой пушку, направилась на приступ церкви Сен-Шапель с целью истребить ее каменный гарнизон. То почитание, каким она пользовалась на протяжении трех веков, единственная ее защита, не остановило осаждавших — они навели пушку на неф и одним выстрелом разбили все витражи к вящей славе единой и неделимой Республики. Затем были гильотинированы Бог, святые и аристократы, после чего вся орава удалилась, оставив Сен-Шапель поруганной и разгромленной, но все же стоящей и еще величественной, великолепной и поэтичной, напоминающей гигантский скелет, исполинское привидение.
Во время Реставрации, когда, казалось, должно было быть восстановлено это творение целого рода, все, что осталось от Сен-Шапель, было пущено с торгов; какой-то каменщик купил церковь, чтобы снести ее, а полученные при этом материалы продать цли использовать, поскольку во всем департаменте, среди всех жителей, начиная с префекта и кончая членами муниципального совета, не нашлось ни одного честного горожанина, кому бы пришла в голову мысль устроить из нее винный склад или сенной сарай. Она была разобрана до фундамента. Предприниматель, купивший ее и желавший оправдать свои расходы, разрушил это древнее и святое здание до самого основания; и он оказался прав, так как на глубине четырех футов под землей он нашел большие плиты, покрывавшие огромные гробницы, в которых лежали кости знатных особ. Проданные им плиты пошли на кухонные столы, гробницы — на кормушки для скота; что касается костей, то их, как не имеющих никакой цены, вытряхнули в грязь. А ведь это были останки предков династии Бурбонов, царствующей ныне во Франции, Неаполе и Испании.