Продвинувшись дальше на юг, мы попытаемся отыскать следы этого удивительного похода, но в настоящее время нас больше интересует судьба Массалии, а не Рима. Для нее Вторая Пуническая война имела огромные последствия: Массалия унаследовала торговые связи с Африкой, Испанией, Великой Грецией и Сицилией. Римский орел не мог сожрать все, и его объедки достались Массальскому льву, и тотчас же Западная Фокея связала в своей гавани мировую торговлю, из которой выпали Тир, Родос и Карфаген. Тогда ей показалось, что могущество ее не будет иметь прочного основания, если она не станет еще и сухопутной державой наряду с морской, и она начала совершать набеги на правый, берег Вара. Эти набеги пробудили от сна ее старинных врагов — лигуров, оксиби-ев и декиетов. Они поднялись и с еще не угасшей прежней ненавистью взяли в окружение Антиполис и Никею[7] — две самые главные колонии Массалии.
В свою очередь дочь Фокеи, почувствовав угрозу, нависшую над ее владениями, отправила посольство в Рим, чтобы подать жалобу на соседей. Рим послал своих третейских судей, поручив им высказать свое мнение по поводу возникших разногласий. Галера с тремя посланника-ми-миротворцами причалила в Эгитне, принадлежавшей оксибиям. Местные жители, раздраженные появлением этих иноземцев, выставлявших себя в качестве судей в этом споре, напали на них, едва только они высадились. Два римлянина пали под первым ударом, а третий, Фла-миний, стал защищаться и был опасно ранен. Тем не менее он, прикрывая отступление своих спутников, вернулся с ними на судно; однако оксибии преследовали их до самого корабля, так что у римлян не было времени поднять якоря и они были вынуждены обрубить канаты. Этого было более чем достаточно для воинственной политики Рима, который, покорив Италию и разрушив Карфаген, мечтал уже о власти над миром. Консулу Квинту Опимию было поручено добиться извинения за нанесенное Риму оскорбление, и под его начало были отданы четыре легиона. Консул собрал войска в Плаценции, повел их через Апеннины, пересек ущелье Тенда и спустился на землю оксибиев по древней Тирской дороге, проложенной среди облаков Гераклом.
Оксибии и их союзники, декиеты и лигуры, были разбиты; их земли перешли во владение массалиотов, а Рим, чтобы проследить точное выполнение продиктованного им договора, разместил свои легионы в крепостях и главных городах покоренных им земель.
Два консула стали преемниками К.Опимия; первым был М.Фульвий Флакк, который в ответ на новые жалобы массалиотов объявил войну саллиям и воконтиям и разгромил их, как его предшественник — оксибиев, декиетов и лигуров; вторым был Г.Секстий Кальвин, который, передвигая свои легионы по всему побережью, отбросил воконтиев за Изер и загнал всех жителей равнины в горы, запретив им подходить ближе чем на полторы тысячи шагов к местам причалов и на тысячу шагов — к любому другому месту на берегу.
Тем временем наступила зима; Гай Секстий прервал военные действия и отвел свои войска на небольшую возвышенность, расположенную в нескольких льё от Массалии. Выбор его пал на это место, поскольку там почти чудесным образом были сосредоточены река, родники питьевой воды и термальные источники. Поэтому, едва только он осознал пользу, какую можно было извлечь из столь удачного местоположения, у него возникло желание основать там римскую колонию и дать свое имя городу, что заставило его сменить палисады на укрепленные стены, а палатки — на дома. Секстий дал городу свое имя. Возникшее поселение получило имя Аквы Секстиевы и стало первым городом, которым римляне владели на трансальпийских землях.
Сто лет спустя Фабий, Домиций, П.Манлий, Аврелий Котта, К.Марций Per, Марий, Помптин и Цезарь, несмотря на поражения Силана, Кассия, Скавра, Цепиона и Маллия, подчинили остальную Галлию, а Октавиан разделил ее на семнадцать римских провинций.
Спускаясь по Роне от Лиона до Марселя, мы восстановим в памяти всю историю этого завоевания благодаря памятникам, которое оно оставило после себя.
Что же касается Лиона, куда мы прибыли, то город этот был так незначителен во времена покорения Галлии, что Цезарь прошел рядом с ним, не разглядев его и не дав ему имени; однако он остановился на том холме, где теперь находится Фурвьер, расположил на нем свои легионы и окружил свой временный лагерь рубежом такой глубины, что пыль прошедших затем девятнадцати веков не смогла засыпать полностью рвы, вырытые острием его меча.
Через какое-то время после смерти этого завоевателя, покорившего триста народов, Луций, один из его сподвижников, сопровождаемый несколькими солдатами, которые остались верны памяти своего полководца, и отыскивавший место, где можно было основать колонию, был остановлен у места слияния Роны и Соны довольно значительным числом жителей Вьенна: будучи оттеснены аллоброгами, спустившимися со своих гор, они поставили свои шатры на этой узкой полосе земли, естественным образом укрепленной громадными рвами, которые были вырыты рукою Господа и до краев заполнены быстрыми водами реки и ее притока. Изгнанники заключили договор о союзе с побежденными, и вскоре словно из-под земли выросли основания города, названного Луциев Дунум[8]и через короткое время ставшего цитаделью Галлии и центром, который связывал четыре большие дороги, проложенные Агриппой и доныне пересекающие современную Францию от Альп до Рейна и от Средиземного моря до океана.
Тогда шестьдесят городов Галлии признали Луциев Дунум своим владыкой и на общие средства воздвигли храм, посвященный Августу, которого они признали своим богом.
Во времена Калигулы этот храм изменил свое предназначение, или, вернее, изменилось свершавшееся в нем богослужение: он стал местом заседаний академии, одно из установлений которой дает полное представление о нраве основавшего ее императора-безумца. Это установление гласило, что те из академических соискателей, кто подаст худшую работу и будет отвергнут в пользу создавшего лучшую, должен будет полностью стереть эту работу собственным языком или, если это покажется ему предпочтительнее, будет брошен в Рону.
Луциев Дунум не насчитывал еще и века, притом что недавно возникший город уже состязался в великолепии с греческой Массалией и римским Нарбоном, как вдруг пожар, сочтенный всеми небесным огнем, обратил его в пепел, «причем столь быстро, — сообщает Сенека в своем немногословном описании этого грандиозного пожара, — что между огромным городом и городом уничтоженным пролегла только одна ночь».
Траян проникся жалостью к городу, и под его могущественным покровительством Луциев Дунум начал восставать из руин. Вскоре на возвышавшемся над ним холме поднялось великолепное здание, предназначенное для торговли. Как только оно открылось, бретонцы поспешили привезти туда свои щиты, раскрашенные в разные цвета, иберийцы — свое стальное оружие, которое лишь они одни умели закалять. В то же время Коринф и Афины послали туда через Марсель свои картины, написанные на дереве, резные камни и бронзовые изваяния; Африка — своих львов и тигров, алчущих крови в амфитеатрах; Персия — коней, столь быстроногих, что они оспаривали славу нумидийских скакунов, «матери которых, — по словам Геродота, — были оплодотворены дуновением ветра».
Этот памятник, развалившийся в 840 году нашей эры, авторы девятого века называли Форум-Ветус, а пятнадцатого — Фор-Вьель. Это составное слово современники переиначили на Фурвьер, и такое название вплоть до наших дней носит холм, на котором было построено упомянутое сооружение.
Лиону была уготована участь всех римских колоний. В эпоху упадка метрополии город утратил свое могущество, и, после того как в 532 году он присоединился к королевству франков, его история начала переплетаться с нашей. Римская колония при цезарях, второй город Франции при наших королях, Лион в качестве союзника Рима выплатил ему дань такими прославленными именами, как Германик, Клавдий, Каракалла, Марк Аврелий, Сидоний Аполлинарий и Амбуаз, а в качестве детища Франции дал ей Филибера Делорма, Кусту, Куазево, Сюше, Дюфо, Камиля Жордана, Лемонте, Лемо, Дюга-Монбеля и Балланша.